— У тебя есть другие варианты? — она посмотрела ему в глаза, готовая самыми грубыми выражениями отстаивать свое право тут спать.
— Мммм… там же мимо двери все ходят, спать мешают… а койка — широкая… — последние слова Стокер смущенно пробубнил себе под нос, про себя отвешивая себе оплеуху: мужик, тебе пятый десяток вот-вот выйдет, а ты блеешь, как шестнадцатилетний!
— То есть ты предлагаешь мне разделить с тобой постель?
Он предлагает?.. Он правда предложил. Как… неоднозначно прозвучало! Твою пушистую ж маму, он не то хотел сказать! Нет, это — тоже, но далеко не только это!
— Предлагаю, да. Постель. Жизнь. Дом. Горе. Радость…
Тэссен подошла ближе и осторожно присела на край кровати.
— Тебе не кажется, что что-то предложить забыл?
— Ммм… общую могилу?
— Старый дурак! Думай!
— Сердце и руку возьмешь? Ничего больше нет — даже хвост какая-то скотина сперла! — он улыбнулся уголками губ, пытаясь за грубыми шутками скрыть волнение, которое нервной дрожью прокатывалось по всему телу от этого разговора. Не броди в его крови коктейль из кучи лекарств, он наверняка бы придумал, как сказать это Тэсс красиво. И совершенно точно бы нашел способ снова ничего не говорить, так что пусть лучше вот так, чем продолжить молчать.
— Ну раз хвост мне не светит, давай руку и сердце, — Тэсс улыбнулась, смущенно разглядывая свои пальцы. Ситуация — глупее не придумаешь! Два взрослых марсианина, которые никогда за словом в карман не лезли, а тут пары слов связать не могут, не то что прямо сказать, что нужны друг другу как воздух!
Впрочем, если бы они могли, давно бы это сделали.
Стокер, выдохнув, накрыл ее руки широкой кистью, погладил большим пальцем запястье. У Тэсс застучало сердце: сколько раз он при встрече так делал, а потом отдергивал руку, будто обжигаясь. Но в этот раз его ладонь не сбежала, а продолжала осторожно гладить ее дрожащие пальцы.
— Знаешь, — хрипло произнес Стокер, — я чувствую себя идиотом. Но идиотом безумно счастливым.
Тесс рассмеялась, звонко и радостно, и этот смех будто разрушил преграду, которая все еще стояла между ними. Преграду из страха, из неуверенности, из боли. Стокер потянул ее к себе, и она осторожно устроилась в его объятиях, стараясь не задеть провода и трубки, которыми было утыкано его тело. Пушистые тапочки полетели вниз и звонко шлепнулись о пол. Ее ладонь погладила его по щеке, взгляд поймал взгляд, и она заметила, как бегают его глаза от ее глаз к губам и обратно. Сердце защемило от нежности: лет тридцать мужчина не смотрел на нее так! Не спрашивал безмолвно разрешения. А может, вообще никто и никогда не смотрел.
Поманив взглядом, она зарылась пальцами ему в волосы на затылке и притянула к себе.
Дурацкие трубки не давали касаться друг друга так, как хотелось обоим, поэтому первый поцелуй вышел неловким, словно у школьников, зато таким же нежным. Не имея возможности взять достаточно воздуха в легкие, чтобы не размыкать их губ и ласкать ее рот, вкладывая все чувства в движения языком, он целовал ее нос, щеки, глаза, линию подбородка и лоб, а она жмурилась, подставляя лицо неизвестной ей до этого ласке. Она вспомнила, как дышать, только когда он провел кончиками пальцев по ее шее и ключицам. Открыв глаза, поймала на своем лице восторженный взгляд влюбленного мальчишки:
— Ты такая красивая, — в его голосе слышалось восхищение.
— Угу. Ненакрашенная, непричесанная, — она попыталась скрыть за иронией смущение. Нашел, когда ее рассматривать! Корни волос небось отрасли, и видна седина, глаза опухли, а шерсть на лице потускнела, потому что ее обладательница полностью забила на уход за собой на все то время, что провела у постели того, кого отчаянно боялась потерять.
— Ты такая красивая, — повторил он, будто не слыша ее и не замечая несовершенств лица, а потом снова жадно припал к губам. Отстранился Стокер только тогда, когда задышал так тяжело, будто пробежал километров десять. Приборы возмущенно пищали и выдавали салют из разноцветных диаграмм. Даже странно было, что к ним еще не набежала пара десятков врачей.
— Тьфу ты, пропасть! Что за хрень?
Тэсс рассмеялась, целуя его в нос:
— Ты только пришел себя после сложной операции. Удивительно, что и на это сил хватило! — Она заставила его откинуться на подушку. — Отдыхай. Успеешь продемонстрировать мне свои умения и молодецкую удаль.
Он фыркнул, но промолчал, и только кончики его пальцев гладили ее спину, а ее — перебирали серьги, тихо позвякивающие в его ухе. Было тепло и просто невероятно уютно.
— Тэсс?
— У?
— Почему ты не сделала это лет пятнадцать назад?
— Что — это?
— Не сказала мне, что я — мудак, проебывающий нашу жизнь? Не дала мне каким-нибудь гаечным ключом по морде и пинком не отправила жить к себе в комнату?
— А ты бы послушался? — она усмехнулась, а Стокер вздохнул.
— Не знаю. Но… я все эти годы жалел, что не ответил на твой поцелуй тогда. И… мечтал, что ты вернешься однажды.
— Так почему не пришел или не позвал сам?
— Придурок? Трус? Тебе какой вариант больше нравится?
— Ты весьма… самокритичен, знаешь?