Идеальный официант

Мой дорогой Эрнест,

снова я, и на сей раз скорее, недолго пришлось тебе ждать. Но вообще, как ты знаешь, я все еще жду от тебя ответа. Может быть, наши письма разминулись, в таком случае все так, как я и ждал от настоящего друга. Но может, ты не отвечал потому, что не доверяешь мне или не хочешь больше иметь со мной дела. Я мало знаю о тебе, но знаю, что ты не женат. Ты не можешь от меня прятаться. Неужели тебе совсем не дорого наше прошлое? Тогда почему ты не отвечаешь? Ты виделся с Клингером? Ты не отвечаешь, потому что поговорил с ним? Тогда хотел бы я знать, чего он такого там тебе наговорил. Наверное, он хорошенько приврал. Ложь — это ведь даже в каком-то смысле его профессия, не правда ли? Ну и чего ты еще откладываешь? В отличие от тебя, мне нельзя терять время. Скажи ему, что из-за него они меня преследуют. Если ФБР (это полиция) меня преследует, то только из-за него. Они же и раньше за ним охотились. Они думали, что он симпатизирует коммунистам. Теперь они преследуют меня, те же самые люди, которые охотились тогда за Клингером: Уэстон, Броудберст, Берлингтон и прочие мерзавцы, которых он знает, они по-прежнему живы. Назови ему их имена, ты увидишь, что будет. Все они снова повыползали из своих нор. Он имел с ними дело. Они меня засадят в тюрьму, если я вовремя отсюда не смоюсь. Или мне придется дать им взятку. Если я хочу отсюда смыться, мне нужны деньги. Не представляю, чтобы у тебя были деньги, но у Клингера деньги есть, он богатый, он может мне помочь.

Иди к нему и поговори с ним. В моей поганой жизни теперь дорога каждая минута, твой Якоб, которого ты, конечно, не подведешь.

Love[2]

Джек, Якоб Майер

Как и следовало ожидать, месье Фламэна полностью удовлетворяла работа Якоба. Более того, Якоб превзошел все ожидания, он был внимателен, ловок и быстр, он мог работать сверхурочно и, если требовалось, принять самостоятельное решение. Месье Фламэн и господин директор доктор Вагнер ценили его решительность, дисциплинированность, его сообразительность, скромность и, не в последнюю очередь, его умение держать себя в руках в любой ситуации. Создавалось впечатление, будто он весь состоит из ценных качеств, и, возможно, ему простили бы даже дурные качества, если бы таковые обнаружились; в том, что это сделал бы Эрнест, нечего и сомневаться. Восхищение возлюбленным не ослабевало в нем, напротив, с каждым днем оно становилось все сильнее. Человеку, которого он считал любовью всей своей жизни, он простил бы все. Но нечего было прощать, пока нечего, Эрнест не видел в Якобе изъянов, только достоинства.

Якоб уже давно не нуждался в советах Эрнеста, и вот наконец в начале сентября ему было позволено обслуживать также и большой обеденный зал. Поскольку ночи стали заметно прохладнее, накрывать на террасе по вечерам перестали, ели в помещении. Это позволило гостям еще некоторое время походить в легкой одежде, в воздухе еще витала атмосфера лета, даже по вечерам, когда после еды, реже в промежутках между блюдами, мужчины выходили на террасу, чтобы спокойно, никому не мешая, покурить и поспорить.