Идеальный Плутоний

   - Нет, что Вы... - поспешно перебил ее опомнившийся Фрэнк, - это очень редкая профессия, ведь сейчас за нас всё делают роботы и машины. Человек не должен постоянно быть бизнесменом, чиновником или дельцом, он должен делать что-то, выбрать занятие для души... Это очень важно сейчас - не потерять души.

   Она качнула головой и снова посмотрела в окно. Фрэнк немного утолил чувство голода и отодвинул тарелку в сторону. Он любовался ею, и она не могла этого не заметить.

   - Мне кажется, Фрэнк, Вы немного не такой человек, как остальные, - вновь заговорила она. - Так высказываетесь о душе. Давайте поговорим... кое о чем.

   - Давайте, - с радостью согласился он.

   Вам... простите, я, возможно, задам сейчас глупый вопрос, но... Вам не кажется, что все окружающие люди слишком заняты пустяковыми делами... то есть, в поведении всего, что находится в нашем Городе, есть много странностей. Как Вы считаете?

   Фрэнк вздрогнул.

   - Расскажите на конкретном примере.

   - Как Вам объяснить... Во всём спокойствии, что царит в нашем Городе, есть что-то зловещее. Я чувствую себя незащищенной, даже с мужем. И я боюсь за собственную дочь. Еще мне кажется, что за внешним лоском что-то кроется... Я проверяла, куда идут отчеты, которые мы составляем, я пыталась узнать, что представляет из себя вышестоящая инстанция, управляющая Городом, но ничего не вышло - все отчеты исчезают на полпути к вышке, а о мэрах и высокопоставленных лицах ничего, кроме имен, я так и не узнала... И потом, меня порой, особенно ночью - ведь я боюсь темноты, будоражит страх. Страх неизвестности - ведь я плохо помню, как мы жили раньше, не знаю, что делается за пределами Города, не подозреваю, как устроено наше государство... Ведь, наверное, существуют и другие города... Но нам этого нельзя понять. Никто на это не обращает внимания, никто не задумывается о прошлом и будущем... Все захвачены водоворотом счастливых событий, словно специально подбрасываемых... меня не покидает ощущение неестественности всего происходящего. Вы заметили, что каждый день солнце светит одинаково, облака расположены тоже одинаково и лишь иногда смещаются в стороны. И ночью луна - тоже одинаковая. И распорядок дня у всех, почти у всех одинаков. И интересы, и отдых, и праздники тоже у всех одинаковые. Как будто Город сам определяет, как нам жить... Я говорю путано, верно?

   - Нет, нет, отчего же, - приободрил её Фрэнк. - Я понимаю. Мне знакомы эти ощущения. Как будто все окружающее иллюзорно... Как будто все происходящее - всего лишь декорации.

   - Да, да! - оживилась Николь. - Знаете, Фрэнк, а ведь мы с Вами похожи. Вот... Вы счастливы?

   Фрэнк думал несколько секунд, затем все-таки определился и ответил честно, решив от Николь ничего не скрывать. Ну или почти ничего - все-таки о реальности говорить опасно.

   - Нет, Николь, я... я не смею называть себя счастливым. У... меня, пожалуй, нет ничего, что могло бы напоминать о настоящем счастье.

   - У Вас ведь есть жена, как её зовут?

   Фрэнк, овеянный внутренним холодком, поёрзал на стуле.

   - Элизабет. У нас сын... Патрик. Ему девять лет.

   - Вот видите, а Вы говорите, что несчастливы...

   - А у Вас есть сын или дочь?...

   - Ах да, конечно, - вдруг оборвала дружескую ноту Николь и посмотрела на часы. - Извините, мне надо идти. На работу. К мужу.

   - Могу я надеяться на еще одну встречу? Вы завтра будете здесь обедать? - спросил он, дрожа внутри как в лихорадке.

   Николь кокетливо улыбнулась.

   - Конечно.

   Встала, взяла сумочку и вышла из ресторана.

   - Мммм... - промычал в ответ растерявшийся Фрэнк. Он потом еще долго наблюдал за ней, идущей по тротуару, прислонившись горячим лбом к приятной прохладе оконного стекла. Ориентиром для него было красное платье, выделявшееся из толпы серо-черных шебутившихся людских пятен...

   Их тайные встречи продолжились. Время обеденного перерыва стало их временем. Они обменивались мнениями, обсуждали происходящее в Городе, рассказывали друг другу о себе, делились какими-либо впечатлениями. Им было легко друг с другом. В ежедневных беседах они черпали внутренние силы, и этим помогали друг другу. Когда кто-то из них двоих не являлся на свидание, другой волновался и до самого конца перерыва ждал у двери ресторана.

   Фрэнк изменился. Внутренний огонь разгорался все больше. Он с удвоенной, а то и утроенной энергией принимался за все задания и начинания. И - самое главное - он обрел внутренний стержень, которого ему не хватало последние месяцы, даже тогда, в Мемфисе. Он загорелся идеей доказать Руди несостоятельность Плутония, а потом, быть может, бросить окружающим людям правду в лицо. И, за какое дело он бы не брался, перед ним всегда возникал образ любимой женщины. В нем не возникало ревности или злости за то, что они не могут быть вместе. Просто он был безумно рад, что мог дышать с ней одним воздухом, ежедневно общаться и любоваться её глазами, находить у неё нравственную опору, прикасаться к её рукам. Нравственный взрыв, произошедший в сознании, обнажил в нем умение утонченно и нежно любить...