— Один — разве одного вам недостаточно? Зеленый, уродливый, металлический. Если вам нужен шкаф для бумаг, почему вы мне не сказали? Я могла бы приспособить вам шкаф миссис Таттон из комнаты номер два.
— Я имел в виду, сколько людей.
Было светло. Возле дома стояло желтое грузовое такси с водителем за рулем. Он несколько раз внимательно оглядел площадку перед домом.
— Какая разница, сколько людей его привезли, мистер Кэнтербери? Зачем надо считать грузчиков, когда вопрос о шкафчике?
Переведя дух, Пим поставил чемоданчик обратно в его угол. И опять запер его. По часовой стрелке, не то взорвется. Ключи он положил в карман. И открыл дверь.
— Простите, мисс Ди. Наверное, я немного вздремнул.
Она наблюдала, как он спускается по лестнице, потом спустилась тоже и наблюдала, как он поглядел сначала на двух прибывших мужчин, потом, робко, на зеленый шкафчик. Как он дотронулся до облупившейся поверхности, погладил ее, попробовал ручки на всех отделениях по очереди.
— Тяжелый он как черт, шеф, скажу я вам, — проговорил один из грузчиков.
— Что в него напихано-то? — осведомился второй.
Она наблюдала, как он проводил двух мужчин и шкафчик между ними к себе в комнату, а потом проводил мужчин назад. Наблюдала, как он расплатился по счету наличными, вытащив деньги из заднего кармана, и как дал им еще пять фунтов сверх счета.
— Вы извините меня, мисс Ди, — сказал он, когда они отъехали. — Здесь кое-что из архивных материалов старого министерства, с которыми я сейчас работаю. Здесь работаю. А это для вас.
И он протянул ей принесенный из комнаты рекламный проспект бюро путешествий. Проспект изобиловал заглавными буквами — в этой манере злоупотреблять ими было что-то от Рика: «Откройте для себя Тунис, наслаждаясь Роскошью Великолепных наших Автобусов, снабженных эр-кондишн, на Средиземном море! Соблазнительно до Невероятности!»
Но мисс Даббер проспекта не взяла.
— Мы с Тоби больше никуда не поедем, мистер Кэнтербери, — сказала она. — То, что вас мучает, с нашим отъездом не исчезнет. Поверьте мне.
9
Бразерхуд помылся, побрился, порезавшись, и надел костюм. Он послушал новости Би-би-си, после чего настроил приемник на «Немецкую волну», потому что иногда иностранные журналисты давали в эфир информацию, которую Флит-стрит послушно придерживала. Но легкомысленного упоминания некоего высокого чина британской секретной службы, находящегося в бегах или объявившегося в Москве, он не услышал. Он съел ломтик поджаренного хлеба с джемом и сделал несколько звонков, но время от 6 до 8 утра в Англии — время мертвое, когда никому, кроме него, дозвониться невозможно. В обычный день он отправился бы пешком через парк в Главное управление и провел бы час-другой за своим рабочим столом, знакомясь с ночным урожаем сводок и готовясь к священнодействию — совещанию в 10 утра в апартаментах Бо. «Ну, что слышно на нашем восточном фронте в это дождливое утро, Джек?» — шутливо-почтительно обратится Бо к Бразерхуду, когда до него дойдет очередь. Последует тишина, в которой все внимательно будут слушать, как великий Джек Бразерхуд делает свое сообщение: «Кое-какие любопытные цифры приводит Угорь в своей экономической итоговой сводке за прошлый год, Бо. Мы их отослали в казначейство специальной почтой. А в остальном — мертвая зыбь. Агенты в отпуске, и противник — также».