Идеальный шпион

— Барон был хорошим человеком, сынок, и хорошим мужем, он сделал то, что сделал бы всякий хороший муж на его месте, и поверь мне, если бы твоя мама могла бы это оценить, я бы тоже сделал это для нее хоть завтра!

— Я знаю, что сделал бы, — говорит Пим.

— Барон взял кое-что из самых больших сокровищ дворца, поместил их в ларец и отдал этот ларец своим очень хорошим друзьям — своим и присутствующей здесь прекрасной дамы — и распорядился: когда Англия выиграет войну, вручить его очаровательной и сейчас здесь присутствующей молодой супруге.

Баронесса знает на память все меню и опять выбирает Пима своим слушателем, для чего ей требуется привлечь его внимание прикосновением нежной ручки, которую она кладет на кисть его руки.

— Наша гутенберговская Библия в прекрасном состоянии, милый, один ранний Ренуар, два анатомических этюда Леонардо, первое издание «Каприччос» Гойи с автографом художника, три сотни золотых американских долларов, два рисунка Рубенса.

— Каннингхем говорит, что такие сокровища стоят дороже бомбы, — произносит Рик, когда баронесса, по-видимому, заканчивает свое перечисление.

— Атомной, — уточняет от дверей мистер Каннингхем.

Пим изображает тонкую улыбку, давая понять, что великое искусство цены не имеет. Баронесса перехватывает эту улыбку и встречает ее с пониманием.

* * *

Проходит час. Баронесса и ее телохранитель отбыли, и отец с сыном остаются одни в неосвещенной комнате. Шум транспорта внизу за окном затих. Полулежа бок о бок на постели, они поедают рыбу с хрустящим картофелем — блюдо, за которым был откомандирован Пим, снабженный драгоценной фунтовой бумажкой из заднего кармана Рика. Запивают они это «шато‘д‘икемом» из бутылки от «Лэрродс».

— Они все еще там, сынок? — спрашивает Рик. — Тебя они видели, эти люди в «райли», дюжие такие молодцы?

— Боюсь, что да, — отвечает Пим.

— Ты ведь веришь ей, сынок, да? Только не щади моих чувств! Веришь этой красавице или считаешь ее беспросветной лгуньей и авантюристкой до мозга костей?

— Она фантастическая женщина, — говорит Пим.

— В твоем голосе нет убежденности. Давай выкладывай, сынок. А то, что она наш последний шанс, значения не имеет.

— Да нет, просто я не совсем понимаю, почему она не обратилась к своим сородичам.

— Ты не знаешь этих евреев, как я их знаю. Среди них встречаются превосходные люди. Но можно встретить и других, которые, едва взглянув на нее, поспешили бы снять с нее последнее пальто. Я задавал ей те же вопросы. И тоже действовал без всякого стеснения.

— А кто этот Каннингхем? — спрашивает Пим, едва сдерживая антипатию.

— Старикан Канни — классный парень. Когда провернем это дело, я возьму его к себе в долю. Специалистом по экспорту и иностранным делам. Это будет настоящий сорвиголова. Уже одно его чувство юмора стоит тех пяти тысяч в год, что он станет получать. Сегодня он был не в форме. Напряжен.

— А в чем состоит дело? — спросил Пим.

— В доверии, оказанном твоему старикану, вот в чем. «Рики, — сказала она мне, она меня так называет, она ведь тоже не церемонится со мной. — Рики, я хочу, чтобы ты добыл мне этот ларец, продал его содержимое, а деньги вложил в одно из своих хитрых предприятий, и я хочу, чтоб ты снял с меня груз забот и выделил мне десять процентов в год пожизненно со всеми необходимыми гарантиями и заранее установленной суммой на тот случай, если ты скончаешься раньше меня. Я хочу, чтоб деньги эти перешли к тебе и послужили бы на благо общества, пущенные в дело таким образом, какой ты в мудрости своей измыслишь». Это большая ответственность, сынок. Если б у меня был паспорт, я занялся бы этим сам. Я послал бы Сида, если б он был достижим. Сид не отказался бы. Рогатый скот и свиньи. Вот что станет моим поприщем потом. Пора и честь знать.

— Что произошло с твоим паспортом? — спросил Пим.

— Сынок, я буду с тобой, как всегда, откровенен. Эти мерзавцы в твоей школе — ловкие сутяги. Им требуется наличность, и ни днем позже назначенного срока. Ты говоришь с ней на ее родном языке, вот что важно. Ты ей нравишься. Она тебе доверяет. Ты мой сын. Я мог бы послать Маспоула, но я не был бы уверен, вернется ли он. Перси Лофт — слишком большой законник. Он отпугнет ее. А теперь шмыгни-ка к окну и посмотри, не уехали ли «райли». И не попадай в луч света. Они не могут заявиться сюда. У них нет ордера. Я законопослушный гражданин. Выглядывая из-за облупленного зеленого шкафчика, Пим устремляет все внимание вниз на улицу, следя за теми, кто, в свою очередь, осуществляет слежку. «Райли» все еще там.