— Саске, ты не против, если я все пирожки скушаю? — женская ипостась вечноголодного джинчурики выпрыгнула в окно, так как дверь в данный момент прихорашивалась. — Ой, здравствуйте, Хьюга-сан. Так это вы написали? А почему вы считаете нас извращенцами?!
— Ешь, конечно, — отозвался Саске, мягко улыбаясь.
Хьюга тем временем пошла пятнами и так стиснула кисть, что крепкое дерево в ее ладони жалобно затрещало. Но повторить Наруко те самые ядовитые слова, которыми не так давно Изуми буквально плевалась в Учиху, женщина не могла. Не потому, что тот самый Учиха стоял рядом и коршуном следил за происходящим. Нет. Дело было в широко распахнутых голубых глазах, губах, словно готовых каждую секунду изогнуться в улыбке, чистом и открытом лице. Осыпать такое создание язвительными ругательствами все равно, что в родник помочиться.
— Молчите, — разочарованно вздохнула Наруко, осторожно откусывая пирожок. — А почему молчите? Я вас чем-то обидела? Ой, наверное, я повела себя бестактно. И вообще смущаю. И правда, я бы не хотела, чтобы кто-то наблюдал за тем, какие у меня кривые иероглифы получаются от такого непривычного инструмента… Я, наверное, пойду, да?..
Легкую неловкость почувствовал даже Саске, хотя разговор его никоим образом не касался. Хьюга же покраснела уже полностью и уперла взгляд в землю, решив, что и дальше отмалчиваться — не такая уж плохая тактика.
Наруко вздохнула, уселась на траву, маленьким, но о-о-очень быстрым хомячком уничтожая пирожки. Она была рада, что её наконец-то признали, что Сакура-чан больше не будет на неё кричать и пытаться уничтожить… И очень вкусные оказались пирожки, когда ешь их сама — и не спеша! — а не когда вспоминаешь их вкус потом.
Хьюга оттёрла написанное, снова взялась за кисть, постаравшись успокоить нервы. Чем быстрее она закончит, тем быстрее сможет пойти домой…
— Третий иероглиф слишком сильно выдается вверх, — педантично сообщил Саске, который садиться на траву не стал, но переместился так, чтобы стоять между Хьюгой и Наруко.
Ну а вдруг он её все-таки доведет, и та бросится на него с кулаками, а то и кунаем?
— Но всё же, почему? — продолжала спрашивать Наруко. — Мы вас чем-то обидели? Или… — техника, на минуточку, соблазнения, залилась краской и продолжила громким шёпотом: — Вам самой извращений в жизни не хватает?
Хьюга, только начавшая успокаиваться, снова вспыхнула. Все-таки сломала кисть, слишком сильно сдавив, отшвырнула обломки… и что-то швырнула в Наруко.
— Не хватает? Да что ты вообще знаешь, особенно о Хьюга!
Саске покрутил перехваченный «снаряд», оказавшийся небольшой, но толстой книжицей карманного формата. Вчитался в название, хмыкнул. Додуматься же носить такое с собой!
— Что это? — Наруко аж привстала от любопытства.
— «Приличий, человеку благородного рода полагающихся, и должного поведения указания, потомку великого клана Хьюга направленные», — с выражением зачитал Саске.
— А? — Наруко хлопнула большущими голубыми глазами, без тени мысли в них. — Я не поняла-а-а…
— Это свод правил поведения, которому должен следовать каждый Хьюга, — буркнула Изуми.
— Ой, а можно почитать? — раскрыла ротик Наруко, а затем добавила самокритично: — Если я что-нибудь пойму, конечно.
Хьюга вздохнула и отвернулась к двери, на которой пламенели алым два ровно выписанных иероглифа и чуть уползший вверх третий. По всему выходило, что его нужно стирать, а потом искать где-то новую кисть и пытаться дописать проклятое слово.
— Изуми-сан, — окликнул ее Учиха.
— Что? — недовольно буркнула.
— Не возражаете, если Наруко все же почитает?
— Как будто вас в самом деле волнует мое мнение, — Хьюга резко повернулась и застыла. Потому как Саске не передал книжку Узумаки, а стоял совсем рядом и протягивал ее женщине вместе с новой кистью.
Глаза Изуми расширились, будто она увидела нечто совершенно невозможное. Шаринган не зря называют копирующим глазом. Саске очень быстро отметил, как милота может выводить людей из равновесия.
— А… спасибо, — поблагодарила она. — Да, можете почитать, это общеизвестная информация.
— Спасибо, Изуми-сан! — счастливо разулыбалась Наруко, возникая за спиной Учихи и протягивая руку к вожделенной книге.
Девушка вернулась на траву, открыла книгу и сосредоточенно засопела. Саске продолжил бдеть за процессом вырисовывания иероглифов, но Хьюга больше не торопилась закончить неприятную повинность как можно быстрее, а косила взглядом на Наруко и водила кисточкой больше для вида. Саске тоже поглядывал в ту сторону, но по другой причине — уж он-то прекрасно знал, как тяжело Узумаки дается письменная наука. На его памяти это был, пожалуй, первый раз, когда джинчурики сам изъявил желание что-то прочитать.
— Это так сложно! — застонала Наруко, дойдя до двадцатой страницы. — Саске, ты должен вернуться назад во времени и научить того Хьюгу грамотно выражать свои мысли! Это ж надо! «При месяце весны, когда цветёт сакура, чёрный гнёт мыслей нечестивых пора приходит»! Весна — период размножения! Просто весна — период размножения! Почему нельзя было написать так про-о-осто?