– Прекратите! – оборвал Павла резкий голос.
На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Потом дознаватель завозился в кресле, подался вперед, навис над столом – только сейчас Павел увидел его лицо: худое, чисто выбритое, с бледной кожей.
– И еще один вопрос, – сказал дознаватель, пристально глядя Павлу в глаза, словно рассчитывая прочитать там ответ. – Скажите, рядовой, в вашем взводе ведь не любят гвардейцев?
– Это слишком сильное утверждение, – осторожно сказал Павел, не рискуя отвести взгляд.
– Оставьте дипломатию политикам, рядовой, отвечайте как есть, прямо.
– Ну… Бывают разговоры о некоторой несправедливости. О том, что элитарные части имеют лучшее вооружение и при этом почти не участвуют в боевых действиях.
– А как считаете вы сами?
– Теперь… – Павел пожал плечами. – Теперь не знаю…
– Ваши товарищи ненавидят гвардейцев, – констатировал дознаватель. – Думаю, поэтому они вели огонь на поражение.
– Это не так! – вскинулся Павел, едва не свалившись с шаткого стула. – Вы пытаетесь нас подставить! Я понял! Вы выгораживаете своих людей! Вы с ними заодно!
– На сегодня хватит, – равнодушно сказал дознаватель. И через несколько секунд стальная дверь снова поползла вверх, постепенно открывая знакомую фигуру краснолицего тюремщика.
Под конвоем Павел вернулся в камеру. Проходя по коридору, украдкой поглядывая по сторонам, он видел множество людей, сидящих на нарах. Он подмигнул прижавшемуся лицом к решетке Шайтану, а тот показал ему кольцо из пальцев – “все ОК!”. Замедлив шаг у соседней камеры, он незаметно помахал рукой Рыжему и Марксу. Те попытались что-то сказать, но бдительный охранник рявкнул на них, ударил приостановившегося Павла дубинкой по бедру:
– Двигай! Прямо смотреть!
Павел был рад возвращению. И когда он перешагивал через невысокий металлический порожек, у него возникло странное ощущение, будто он возвратился домой.
– Ну что? – спросил Гнутый, встречая друга.
– Все в порядке, – сказал Павел.
Они вместе посмотрели на охранника. Тот стоял у двери, глядел куда-то в сторону, вдоль коридора и явно чего-то ждал. Дверь камеры закрывать он не спешил – электронный замок на противоположной стене тревожно моргал красным огоньком.
– Тебе что, чаевые нужны? – с усмешкой спросил Гнутый.
Охранник хищно осклабился – и это была единственная его реакция.
– О чем спрашивали? – негромко поинтересовался Гнутый.
– Не специально ли мы застрелили полковника?
Гнутый фыркнул:
– И что ты сказал?
– Что это была ошибка.
Две тени легли на пол камеры. Два тихо подошедших человека встали в открытых дверях. Позади них поигрывал желтой дубинкой охранник.
– Рядовой Ягич!
– Да? – Гнутый вздрогнул – совсем чуть-чуть, но Павел заметил это и понял, что товарищу сейчас неуютно. Он напряжен. Может быть, ему даже страшно.
– Следуйте за нами.
Гнутый порывисто шагнул к выходу. Его тут же сжали с боков, подхватили под руки:
– Вперед!
– Все будет нормально, – уверенно сказал Павел в спину товарищу. – Иди.
В этот день допросили всех.
Каждый допрос длился минут двадцать. Одного только Некко задержали почти на полтора часа. В камеру он вернулся улыбающимся, словно в неуютной комнате за железной дверью ему рассказывали анекдоты.
– Улыбка изменника, – сказал Гнутый, когда капрал проходил мимо их камеры. Прижавшись к прутьям решетки, он крикнул: – Эй, Некко! Что ты им рассказал? Что?
Подскочивший охранник ударил Гнутого в лицо – алые крапины легли на чистый пол.
– Ах ты!… – Гнутый всем телом кинулся на решетку. – Да я ж тебя, гнида!…
Охранник, ухмыляясь, смотрел на бесящегося заключенного. Рядом с ним, скаля зубы, стоял Некко.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ