Павел вспомнил драку на пустыре возле складов. Человека, лежащего на земле. Его разбитое лицо, кровь, текущую из ноздрей, алыми каплями падающую в пыль. Какие у него были нашивки? Уж не капральские ли?
“Грязное солдатское белье должно оставаться в казармах…”
– Но мы сейчас на первом месте в Форпосте, – сказал Гнутый.
– На каком таком месте? – не понял Павел.
– Ну, счет у нас выше всех, несмотря на твой проигрыш в финальном бою.
– Какой счет? Ничего не понимаю!
– Да в Игре! – пояснил Цеце. – Мы уничтожили яйцо. За это получили сотню очков. Оторвались ото всех, ушли далеко вперед. Хорошее начало на новом месте – сержант наш страшно доволен.
– Понял, – сказал Павел. – А что за прок в этой Игре? Какой нам интерес?
– А ты что, не знаешь? – Гнутый с недоверием глянул на Павла.
– Салага! – хмыкнул Цеце.
– Зеленый! – усмехнулся Рыжий.
– Эй, хватит! – Павел завозился, поскрипывая койкой. – Лучше объясните все как следует.
– А чего тут объяснять? – сказал Рыжий.
– Каждый год победителям достается три миллиона, – сказал Цеце.
– И никаких тебе налогов, – добавил Гнутый.
– Три миллиона, – не поверил Павел. – Разыгрываете?
– Нет. Правила простые: в игре участвуют подразделения Форпостов не крупнее взвода. Сперва они подают заявку, потом им приходит письмо, где подробно изложены все правила и приведен устав. Первый взнос в призовой фонд составляет сто долларов с человека. Потом плата уменьшается в зависимости от того, на какой позиции находятся игроки. Мы сейчас отчисляем в фонд Игры по двадцать долларов каждую неделю. Каждый. И ты в том числе.
– Три миллиона на взвод… Это же по сто тысяч на человека!
– Примерно так и есть, – согласился Цеце. – Неплохой куш, не правда ли? И делать ничего не надо – лишь лучше всех выполнять свою работу.
– И за что начисляются очки? – поинтересовался Павел.
– За все, – сказал Рыжий. – Но в основном за убитых экстерров. Если тебе интересно, завтра принесу правила.
– И неужели никто не пытался приписать себе побольше баллов?
– Обмануть систему непросто, – сказал Гнутый. – Конечно, приписки бывают. Но редко, и в основном по мелочам. Уж больно велик риск. Если обман будет раскрыт, позор на весь мир обеспечен, да и с Игрой можно навсегда распрощаться.
– Три миллиона… – пробормотал Павел, прикидывая, на что можно было бы потратить такую сумму. – Сто тысяч на человека…
– Дело не только в деньгах, – сказал Гнутый – В прошлогодней Игре победил взвод сержанта Шишеля – я встречался с ним в Новой Зеландии. И знаете, где сейчас эти ребята?
– На Ямайке, – сказал Цеце, вздохнув, и мечтательно закатил глаза. – Земной рай!
– Победители Игры могут сами выбирать место службы, – сказал Рыжий.
– Если захотят служить дальше, – добавил Гнутый. Они замолчали, думая об одном и том же, мечтая…
Первым очнулся Гнутый.
– Ладно, нам пора, – сказал он. – А то как бы док не пришел.
– На днях обязательно заглянем еще, – сказал Цеце. Рыжий просто кивнул.
Они ушли, не затягивая прощание. Тихо закрылась дверь, и в палате снова стало пусто и одиноко.
Павел полежал чуть-чуть, глядя в потолок, собираясь с мыслями, потом вздохнул, заставил себя улыбнуться, громким голосом велел диктофону включиться и, выдержав паузу, стал размеренно, обдумывая каждую фразу, надиктовывать полученные от товарищей новости.
Три дня прошло, а казалось, что целая неделя.
Павел уже стал привыкать к новому распорядку. Он много спал. Ел, когда хотел и сколько хотел. Делал дневниковые записи. Разговаривал с навещающими его друзьями, с мамой и девчонками, с доктором. Он много думал, особенно жутковато тихими ночами, когда сон не шел и просыпалась боль. Мысли его были аморфны, неконкретны. Часто он грезил, теряя связь с реальностью, и тогда какие-то странные непознаваемые образы наводняли его сознание.
С первого июля все системы, все службы и подразделения Форпоста начали функционировать в нормальном режиме боевого дежурства, но для Павла перемены эти прошли незамеченными. Разве только товарищи стали приходить чуть реже. И новости, которые они приносили, несколько изменились: меньше стало бытовых подробностей, больше разговоров об оружии, о предстоящих рейдах, о разведывательных данных по зоне ответственности Форпоста.
Слушая рассказы товарищей, Павел чувствовал себя заключенным. Он был заперт в четырех стенах, они отгораживали его от настоящей жизни, и он ничего не мог с этим поделать.
Док, терпеливо выслушивая жалобы пациента, говорил, что лечение продлится никак не меньше двух недель.
Две недели в заключении, и это в то самое время, когда Форпост только начинает работу! Это была самая большая несправедливость в жизни Павла. По крайней мере так считал он сам.
Дни, проведенные на больничной койке, изменили его.
Павел стал более раздражительным, возбудимым. Теперь он почти не улыбался, а шутки его стали колкими. Впрочем, Павел этого не замечал. И только когда приходила Тина, он снова становился собой
– Мы уезжаем завтра, – сказала Тина, глядя Павлу в глаза. – Рано утром. Зайти к тебе не будет возможности.