Идеальных преступлений нет

Быстро связав часовых и заклеив им рты пластырем, мы прошли в ворота. Эдик приказывал молча, подавая команды руками, пальцами, даже бровями в те редкие моменты, когда при свете луны было видно его лицо.

Виктору он показал куда-то влево, и тот тут же бесшумно исчез.

«За Маринкой его послал, – догадалась я. – Значит, мы ищем, где Шатунов заседает со своими гостями?»

Мы открыто шли по растрескавшемуся асфальту дорожек и приглядывались ко всем домикам, в которых только можно было укрыться. Но никаких признаков того, что в них собрались несколько человек, мы не замечали.

Мне приходилось постоянно прятаться за спинами у ребят, потому что мы ходили по базе совершенно открыто, сообразив, что гости к Шатунову приехали каждый со своей охраной и что охранники друг друга знать не могут. Значит, хозяева будут принимать нас за гостей, а гости – за хозяев.

Мы обошли уже всю базу, а никаких признаков какого-либо совета нам обнаружить не удалось.

Мы вышли на обрыв, с которого уходила вниз деревянная лестница. Возле нее стояли двое часовых.

– Отойди! – сказал один из них Ивану, когда тот попытался попробовать, крепка ли еще лестница. – Туда нельзя!

Иван отошел, но тут же позвал Эдика.

– Ты слышал? Понял, да? – спросил он.

– Они внизу! – подтвердил Эдик.

На часовых они напали одновременно, и через пару секунд у лестницы никого не было. Часовые медленно сползали в овраг с обрыва, а мы осторожно спускались по качающейся на каждом шагу и вот-вот грозящей сорваться лестнице.

На спуск ушло минут двадцать. На некоторых участках лестничные пролеты были сорваны, и нам приходилось просто сползать по склону на ногах, рискуя споткнуться и покатиться кубарем вниз, к волжской воде.

Но наконец мы оказались на песке, и я поняла, что мы находимся на пляже.

Сориентироваться было очень просто. Ровный шелест подсказывал, с какой стороны Волга, а едва уловимое тарахтенье какого-то мотора – что там скорее всего то ли лодка, то ли хижина.

Эдик повел нас на звук работающего мотора, и метров через десять мы оказались перед железной лестницей, круто ведущей на небольшой обрывчик, с которого падал электрический свет.

– Они здесь! – уверенно сказал Эдик. – Пошли!

Мы поднялись на этот обрывчик и увидели справа от лестницы ряд деревянных домиков, гораздо лучше сохранившихся, чем наверху. Из окон одного из них, самого большого, лился электрический свет. Домик был окружен верандой. Когда мы поравнялись с освещенным домиком, кто-то вышел на веранду и сказал раздраженно:

– Почему он здесь? И почему он пьян?

При первых звуках голоса Эдик поднял руку, призывая нас остановиться и притаиться.

«Шатунов?» – подумала я.

– Тащи его на берег и полощи в Волге до тех пор, пока соображать не начнет! После этого запрешь его в любом домике и будешь стоять рядом с дверью до самого утра. А утром отвезешь его в Тарасов и сам проводишь до крыльца областной Думы! Ты меня понял?

– Понял! – ответил другой голос. – А если он в Волге утопнет?

– Ты у меня тогда на четвереньках поползешь на другую сторону Волги. По дну! Ты у меня раков кормить будешь! Чтобы ни один волос с его головы не упал!

Хлопнула дверь, а над нами по веранде раздалось беспорядочное топанье ног.

Подождав, пока Троянова уведет тот самый часовой, который доставил его к Шатунову, мы с Эдиком поднялись на веранду и осторожно заглянули в комнату.

Посреди комнаты я увидела большой стол, похожий на бильярдный, а вокруг него несколько человек. Эдик показал мне пальцем на одного из стоящих у стола мужчин, я поняла, что он показывает мне Шатунова, и включила мотор видеокамеры…

Такого материала я еще никогда не снимала.

Они прямо у меня на глазах делили наш Тарасов на куски и спорили, кому какой район достанется.

Спор шел из-за того, у кого будет больше публичных домов, а у кого меньше.

Когда кто-то спросил Шатунова, все ли на мази с законом, Шатунов сказал, что может отчитаться в использовании средств, которые были потрачены на проталкивание этого закона. И начал отчитываться – начиная с гонорара юристу, составившему текст закона, и кончая поименным перечислением депутатов, которым были вручены деньги как перед первым голосованием, так и сегодня – перед вторым.

И это все я записала на пленку. Я бы, наверное, стояла так до тех пор, пока они не начали бы расходиться и не обнаружили бы меня на веранде. Но Эдик потащил меня за руку к Волге, шипя по дороге, что пора сматываться, пока нас тут всех не перестреляли.

Подниматься по полуразрушенной лестнице оказалось гораздо труднее, чем спускаться. Пройдя треть подъема, мы догадались перелезть через невысокое ограждение и подниматься прямо по земле, держась руками за трос канатной дороги. Это оказалось гораздо удобнее, чем ползать по деревянной лестнице без перил со скошенными ступеньками.

Не могу сказать, сколько времени ушло у нас на подъем, но, когда мы поднялись, я уже выбилась из сил. Эдик с Иваном и Сергеем тоже дышали тяжело, но они подхватили меня под руки и понесли к воротам.