Идеи и интеллектуалы в потоке истории

интеллектуалов, а в плане рациональной организации философской

жизни в целях создания оптимальных условий для расцвета

творчества; данный сценарий не противоречит остальным и может

осуществляться параллельно с каждым из них. Действительно, если

получено достоверное знание о необходимых и достаточных условиях

расцвета философии, то почему бы той или иной ассоциации

философов (например, «Российскому философскому обществу») или

исследовательским фондам (РГНФ, РФФИ, МИОН, ИОО, «Золотая

мысль» и др.) не провести серию мероприятий, направленных на

приближение именно к этим условиям. Например, требуется

обеспечить такие условия, как «обилие разнородных организационных

основ, поддерживающих оппозиционные фракции», «плотные сетевые

связи между фракциями» и «долговременное поддержание общего

фокуса интеллектуального внимания между фракциями». Прямо и

механически этих условий не обеспечить.

Здесь нужна самостоятельная теоретическая, программная, организационная,

возможно, даже правовая и экономическая работа. Гарантий

автоматического появления великих философских учений нет, но на

существенную интенсификацию и повышение качества философской

работы вполне можно рассчитывать. Даже провал такого рода усилий

будет небесполезен, поскольку позволит философам уточнить

положения исходной концепции и больше узнать о социальных

условиях и закономерностях собственного творчества.

Сценарий 6 практически не вероятен, но все же я его приведу для

полноты спектра. В качестве мыслительного эксперимента представим

себе ситуацию, что данная книга получила исключительно большую

популярность и стала оказывать доминирующее влияние

в современном российском интеллектуальном сообществе. В мировой

истории мысли так было неоднократно с учениями Платона,

Аристотеля и Канта, происходило с доктринами Плотина, Фомы

Аквинского, Лейбница, Гегеля, а также (в соответствующих

традициях) — с учениями Шанкары, братьев Чэн и Чжу Си, ал-Газали

и ал-Фараби. Не так давно сама русская философия находилась почти

в полном идейном подчинении у марксизма, причем этот факт нельзя

сводить к чисто политическому принуждению. Чем же грозит

догматизация «учения Коллинза»? Есть ли чего остерегаться?

Постоянный упор в самой доктрине на интеллектуальные конфликты,

споры и противостояния не позволит превратить ее в единую жесткую

идеологию. Скорее всего, быстро произойдет раскол, например, на

«философствующих» и «социологизирующих», на «субъективистских»

и «объективистских» толкователей учения. Непременно появится

300

мощная «антиколлинзовская» оппозиция. Вместе с тем, чтобы

уверенно отстаивать доводы против положений «социологии

философий», представители оппозиции вынуждены будут взять в руки

то же оружие — широкий историко-сравнительный анализ и

альтернативную социологическую теорию.

Борьба таких «тяжеловесов» вполне может стать весьма острой и плодотворной.

При равновесии сил и возникновении патовой ситуации, скорее всего,

появится скептицизм с лозунгом «чума на оба ваших дома» и/или

обобщающий синтез с последующим новым циклом расщепления

сильных позиций, слияния слабых позиций и т. д. Иными словами,

интеллектуальное развитие будет опять-таки продолжаться по модели

того же Коллинза, хоть его догматизированное учение и будет

раскритиковано. Опасность может представлять только такое

доминирование нового учения, которое принуждает отказываться от

прежних местных традиций, от собственных идейных культурных

корней (см. об этом ниже в обсуждении закономерностей «идейного

импорта»). С учетом этой поправки, серьезное принятие идей

Коллинза, вплоть до «подчинения» им, не остановит

интеллектуальную динамику, но лишь сообщит ей новый импульс и

глубину.

Сценарий 7. Тот вариант реакции философского сообщества на

книгу Коллинза, который представляется самым интригующим и

перспективным. Возможно ли, освоив богатое положительное

содержание книги Коллинза, сосредоточить внимание на том, чего

в ней нет, но указание на что можно в ней вычитать?

Прислушаемся к тому, что говорит сам автор книги о других

учениях:

«... несовершенства больших доктрин являются источником их вызова.

Но должно быть величие обеих сторон: великие доктрины и великие

несовершенства».

Для уточнения существа «великих несовершенств» у Коллинза есть

ключевой термин — глубокие затруднения. Это такие проблемы,

попытки решения которых ведут к многообещающим результатам, но

неизбежно приводят и к следующему слою проблем. Коллинз поставил

и решил очень много сложных задач в своей фундаментальной работе,

но все же главное ее достоинство носит как бы «апофатический

характер»: это то, на что он замахнулся, на что указал, о чем намекнул,

что можно у него вычитать, но решения чего в книге нет.

Укажем на самые очевидные примеры в сфере научных проблем.

Коллинз утверждает в первой, теоретической главе возможность

предсказывать содержание творчества, представляет для этого

резонные доводы, но в остальной части книги практически ничего так

и не предсказывает. Далее Коллинз обоснованно утверждает, что при