Читаем Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане полностью

Процедура назначения следовала моделям обоюдности, характерным для культуры обмена дарами. Человека могли наградить местом казия за заслуги или (чаще всего) за демонстрацию лояльности и благосклонности по отношению к эмиру. Об этом свидетельствует интересное описание, которое дает местный наблюдатель – Хамид Ходжа бин Бака Ходжа, родившийся в семье бухарского улема. Местные специалисты в области права организовывали в честь эмира большие праздники (ед. ч. туй). В Бухаре считалось, что чем грандиознее пир, тем больше шанс, что правитель назначит устроителя празднества на важную должность. К примеру, Хамид Ходжа гордился, что его отец, Бака Ходжа, служивший верховным судьей (кази-каланом), однажды организовал для эмира туй, который длился больше месяца[134]. Хамид Ходжа с иронией рассказывает, как подчиненные отца, в частности муллы, пришли на туй, «чтобы наблюдать, кто кому прислуживает за пиром» (ба-туй мутарассид-и хизмат шуданд). Ироничное высказывание автора свидетельствует о стремлении улемов угодить верховному судье. Хамид Ходжа отдельно объясняет, что все муллы пришли на празднество в надежде снискать благосклонность эмира: «Кто знает, может, взгляд эмира падет [на кого-то] и исполнит [его] желание» (мабада ки чашм-и амир афтада пурсиш хал кунад)[135]. Расчетливый посетитель туя действительно мог значительно обогатиться: Хамид Ходжа замечает, что некоторые его пронырливые современники извлекали из таких мероприятий гораздо больше выгоды, чем он сам. В то время как верховному судье эмир посылал в подарок личного курьера и золотые стремена, наш автор был вынужден довольствоваться лишь почетным халатом[136]. Стоит ли удивляться, что некоторым удавалось выхлопотать у эмира назначение на почетную должность верховного судьи, войдя в ближний круг приспешников и устроив еще более грандиозное празднество. К примеру, так сложилась жизнь Муллы Бурхан ад-Дина. Этот человек, служивший раисом (ра’ис, букв. глава, инспектор по надзору за рынком) Бухары в период с 1900 по 1910 год, был обвинен в подстрекательстве к городским стычкам между суннитами и шиитами[137]. Попав к эмиру в немилость, он был понижен в должности и переведен на пост судьи в юго-западную провинцию Чахар-Джуй (совр. Чарджуй, Туркменистан)[138]. Пользуясь дружбой с казначеем (хазиначи) эмирата, в 1913 году чиновник добился от правителя разрешения устроить туй и пригласил на праздник огромное количество гостей[139]. Интересно, что расходы взял на себя верховный судья – Бака Ходжа. Демонстративная расточительность Муллы Бурхан ад-Дина привела его к успеху: он был возвращен в Бухару на том основании, что знает, как с размахом потратить деньги эмира[140]. Хамид Ходжа с иронией сообщает, как его отец встревоженно поделился с коллегой – бухарским правоведом: «„На этом празднике Мулла Бурхан ад-Дин либо мою, либо твою голову съест!“ К сожалению, в следующие несколько дней стало известно, что его назначили верховным судьей»[141]. В результате того, что Мулла Бурхан ад-Дин стал кази-каланом, Бака Ходжа был понижен до должности шайх ал-ислама; в те времена это было лишь почетным постом, не дающим реальной власти.

Разумеется, данный рассказ, изложенный в неодобрительном тоне, следует рассматривать в контексте личной истории автора, безуспешно стремившегося, как и многие другие[142], добиться назначения на административный пост. Как мы увидим далее, такие должности обеспечивали стабильный доход. Причиной этому – не только хорошее жалованье (а также недвижимость и налоговые преимущества), но и подарки (тартик/пиш-каш), принимаемые от клиентов в обмен на услуги. Неудивительно, что большинство местных ученых страстно желали быть назначенными на такую позицию. Так, в последние годы правления Мангытов в Бухаре разгорелась борьба между двумя партиями улемов, в народе именуемых по их месту жительства: «горцами» (кухистани/хатлани) и «городскими» (тумани). Эти две группы боролись за верховную власть и монополию на получение дохода от службы[143]. Вне всякого сомнения, судьба любого ученого зависела от его личных отношений с эмиром и от стратегии правления эмира[144]. Как и другие потомственные интеллектуалы (в числе которых Садри Зиё, с которым мы познакомимся позднее), Хамид Ходжа был одним из тех, чьей карьере часто угрожал произвол правителя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги