Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Если же жизнестойкость теории струн не объясняется ни ее предсказательной силой, ни красотой, в чем дело? С конца XVIII века ни одной крупной научной теории не удалось просуществовать больше десятилетия, не получив какого-нибудь приговора, оправдательного или обвинительного. Верные теории почти всегда быстро одерживают победу. Однако теория струн в любой форме находится в подвешенном состоянии вот уже почти полвека. Тридцать последних лет жизни, которые Эйнштейн посвятил поискам теории всего в физике, сделались хрестоматийным примером тщетных усилий. Чем же лучше достижения тысячи теоретиков струн?

Те, кто упорно держится за этот проект, который с каждой минутой выглядит все безнадежнее, в свое оправдание говорят, как правило, что более удачных претендентов на роль объединения физической науки пока все равно нет. Однако критики теории струн, в том числе Смолин и Уойт, объясняют это иначе, и их объяснение сводится к слову «социология». Они боятся, что академическая физика стала до опасного похожа на то, в чем ее давно обвиняли социологи-конструктивисты: на сообщество, в котором рациональности и объективности не больше, чем в любой другой группе людей. В сегодняшней обстановке гипер-конкуренции молодой физик-теоретик может надеяться лишь на то, что заслужит благосклонность старших коллег, решив по их заказу какую-нибудь задачку по теории струн. «В наши дни, – говорил один маститый специалист в этой области, – если ты восходящая звезда в теории струн, считай, что дело в шляпе».

Некоторым в сообществе теоретиков струн видится что-то похожее на секту с Виттеном в роли гуру. Смолин сетует на низкопробные научные стандарты, преобладающие в сообществе теоретиков струн, где давние, но не доказанные гипотезы считаются истинными только потому, что «ни один разумный человек», то есть никто из «племени», в них не сомневается. Самый смешной симптом отсутствия строгости в теории струн – скандал с братьями Игорем и Григорием Богдановыми: эти близнецы-французы русского происхождения умудрились опубликовать откровенно бессмысленные статьи по теории струн в пяти рецензируемых научных журналах по физике. Что это было – афера Сокала наоборот? (В 1996 году физик Алан Сокал одурачил редакцию постмодернистского журнала Social Text и заставил их опубликовать искусно написанную, но совершенно абсурдную статью о «герменевтике квантовой гравитации».) Братья Богдановы возмущенно отрицали обвинения в мистификации, но даже гарвардская группа теоретиков струн на самом деле не знала, что делать – то ли смеяться над явным розыгрышем, то ли неохотно признать, что авторы искренне считали, будто сказали новое слово в науке.

Предположим, ситуация в теоретической физике и в самом деле так плоха, как пишут критики вроде Смолина и Уойта. Что могут с этим поделать не-физики? Надо ли нам организовать какой-нибудь крестовый поход детей, чтобы очистить святую землю физики от захватчиков – сторонников теории струн? И кем их следует заменить?

Проблема современной физики, по мнению Смолина, – это в основном проблема стиля. Вожди двойной революции, произошедшей сто лет назад, – Эйнштейн, Бор, Шрёдингер, Гейзенберг – были великими мыслителями, «провидцами». Они подходили к вопросам о пространстве, времени и веществе с философской точки зрения. Новые теории, которые они создавали, были верными по сути. Однако «разработка этих теорий требовала большой технической работы, поэтому для нескольких поколений физика была “нормальной наукой”, и в ней преобладали крепкие ремесленники, – замечает Смолин. – Парадоксальная ситуация, подобная нынешнему положению в теории струн – столько обещано и ничего не исполнено – как раз и возникает, когда много крепких ремесленников пытаются сделать работу провидцев». Сегодня задача объединить физику потребует новой революции, которую не в силах совершить одни лишь виртуозы-вычислители – у них нет для этого средств. Так что выходом из положения, вероятно, может стать воспитание нового поколения провидцев.

«Как странно было бы, если бы окончательную теорию открыли уже при нашей жизни», – заметил как-то Стивен Вайнберг. Подобное открытие, добавил он, показало бы, что в интеллектуальной истории со времен зарождения современной науки – с XVII века – произошел резкий разрыв. Разумеется, нельзя исключать, что никакой окончательной теории так и не откроют, что ни теория струн, ни ее альтернативы, предлагаемые противниками теории струн, ни к чему не приведут. Вероятно, самая фундаментальная истина, описывающая природу, попросту неподвластна человеческому пониманию, как квантовая механика неподвластна пониманию собаки. Или, возможно, как считал Карл Поппер, будет доказано, что последовательность все более и более глубоких теорий бесконечна. И даже если будет найдена окончательная теория, она не даст ответов на вопросы о природе, которые интересуют нас больше всего – как мозг порождает сознание, как нас определяют наши гены. Теоретическая физика завершит свое развитие, но остальные науки едва ли это заметят.