Идеи с границы познания. Эйнштейн, Гёдель и философия науки

Но чем же термины вроде «Аристотель» и «золото» связываются со своими референтами, если не через смыслы в голове носителей языка? Причинными цепочками, утверждает новая теория референции. Сначала термин ставится в соответствие своему объекту при первичном назывании, скажем, если на него указать, а затем причинно переходит на другие через разнообразные коммуникативные акты – разговоры, чтение и так далее. Так, если я сейчас говорю «Аристотель», это становится последним звеном в причинной цепочке, которая тянется назад во времени (и на восток в пространстве) к самому Стагириту в тот момент, когда ему было даровано это блистательное имя.

Так что новая теория референции охватывает массу взаимосвязанных идей. Стивен Шварц, редактор одного из первых и весьма авторитетного сборника статей о новой теории референции «Тождество, необходимость и естественные виды» (Naming, Necessity, and Natural Kinds), предлагает вполне рабочую таксономию. Он пишет, что «три основные черты» новой теории – каждая из которых «прямо противоречит основным положениям традиционного мышления о смысле и референции» – таковы: «Имена собственные жестки [относятся к одному и тому же объекту или индивидууму во всех возможных мирах]; естественные виды в отношении референции такие же, как к имена собственные; референция зависит от причинных цепочек».

Сколько из этих трех черт восходят к Крипке? Сам Смит признает, что вторая и третья в том виде, в каком Крипке представил их в своих лекциях в Принстоне в 1970 году, «действительно новы». Все идеи, об авторстве которых ведутся споры, подпадают под первую категорию – жесткость имен собственных. Поэтому Сомс, похоже, справедливо утверждает, что хотя Рут Маркус, вероятно, предвосхитила некоторые из этих идей, это «не умаляет фундаментальных заслуг» Крипке в создании новой теории референции. Даже философы, у которых были серьезные интеллектуальные расхождения с Крипке, в этом, как правило, согласны. «Вероятно, ни одна из этих идей не принадлежит единолично Крипке, да он на это и не претендует, – говорит философ Колин Макгинн из Университета имени Ратджерса[46]. – Однако Крипке первым облек их в привлекательную форму, чтобы их значение стало понятным даже не-логикам, которые смогут делать из них выводы, не замеченные другими».

Впрочем, Квентин Смит в любом случае проявил недюжинный талант, не говоря уже об отваге, решив отстаивать свою позицию, что у истоков новой теории референции стояла Рут Маркус, а не Сол Крипке. Более того, иногда кажется, будто Смит перегибает палку, когда приписывает Рут Маркус не только идеи, которые у нее явно были в более или менее зачаточной форме, но и все логические следствия, которые ему самому удалось вывести с присущей ему изобретательностью. Смит обосновывает свою работу как вполне законное исследование по истории современной философии, беспристрастное представление философских доводов, призванных уточнить генеалогию важной теории. Если это исследование породило жаркие споры, объяснение очень простое: философы, о которых идет речь, живы и продолжают работать.

Критики Смита с этим не согласны. Они утверждают, что высказывать свои обвинения публично ему не следовало. Даже если он не обвинял Крипке в плагиате прямо, все же были затронуты щекотливые проблемы профессиональной этики и заданы интимные вопросы о мыслительных процессах Крипке.

– Мне трудно вспомнить, в каком состоянии были мои мысли тридцать лет назад, – сказал сам Крипке, когда я решил обсудить с ним претензии Смита. – Да, конечно, Рут в своем докладе в 1962 году говорила, что имена собственные не синонимичны описаниям, – продолжает он. – Подмножество идей, которые я потом развил, там прослеживались вчерне, но аргументации применительно к естественным языкам ей очень недоставало. Почти все, что она говорила, я к тому времени уже знал. Я знал о теории имен Милла, о теории логических имен собственных Рассела и надеюсь, что поскольку я работал над семантикой модальной логики, то мог и сам понять, что из этого следует для модальной логики. Определенно не помню, чтобы мне приходило в голову: «Ух ты, какая интересная точка зрения, пожалуй, стоит ее проработать», и сомневаюсь, чтобы у меня появлялись какие-то бессознательные разновидности этой мысли.

Хотя Крипке счел за лучшее не возражать Смиту публично, он все же задумывался, не подать ли в суд на Американскую философскую ассоциацию, но вскоре решил так не делать. А прошлой весной он вышел из этой организации[47].