– Тебе будет легче думать обо мне, если я буду рядом, – усмехнувшись, заметил Гиббс.
– Ошибаешься. Пока ты здесь, я слишком занята мыслями о том, что ты думаешь делать, и не могу предаться никаким другим своим мыслям.
– У меня нет никаких иных мыслей и намерений, кроме желания еще разок трахнуть тебя, но пока я предательски обессилен.
– Ничего не слышу, не слышу! – заверещала Оливия, закрыв уши руками. – Перестань добавлять слова к тому множеству, о котором мне уже придется думать. Мне еще надо расплатиться со старым долгом. Не смейся… я не шучу. Пожалуйста, просто исчезни. И не говори больше ничего.
– Чтобы ты смогла думать обо мне?
– Да.
– И больше ни о чем?
– Нет, пока не расплачусь с долгом.
Крис кивнул, словно счел ее просьбу вполне разумной. Он сел и начал собирать свою одежду. Оливия вновь глянула на экран телефона. Пять минут третьего. Она почувствовала нарастающее возбуждение, явно предвкушая его уход. Ей предстояло срочно заняться собой. Первый пункт программы – выпуск пара в оригинальной недостойной манере: приплясывая, кружить по номеру с криком: «О боже мой, о боже мой, о боже мой!». Второй пункт – встав перед большим зеркалом около двери, изучить свою наружность так тщательно, словно она никогда не видела себя прежде и никогда не увидит впредь, и попытаться увидеть себя глазами Гиббса. Потом она позвонит Чарли. Или, вернее, позвонит смотрителю «Los Delfines», номер которого есть на вебсайте, и попросит его передать сестре, чтобы та позвонила ей. Любая приличная сестра – а Чарли, в общем, вполне прилична – захотела бы сразу услышать такого рода новости.
«Догадайся, кто стал полнейшей и законченной шлюхой? – мысленно спросила она сестру и тут же восторженно ответила: – Я!»
Некоторые сплетни так важны, что способны смести все стоявшие на пути соображения об интимности медового месяца, – и, по чистой случайности, теперь произошел именно такой случай. Оливия сознавала, что она будет сплетничать о себе с таким же удовольствием, с каким сплетничала о других. Даже с более сильным удовольствием. Ведь она так редко делала нечто, способное потрясти любого. Как же приятно в ее возрасте дать повод для сплетен – совершить неописуемую глупость в сорок один год, когда никто даже не опасается такого подвоха с ее стороны…
Надо ли будет попросить Чарли ничего не говорить Саймону? Некоторые люди ничего не скрывают от своих супругов. Могла ли ее сестра стать такой фанатично откровенной после женитьбы? Вряд ли Саймон одобрит поведение Оливии, подобно тому, как люди, которым не хватает в жизни переживаний, не одобряют тех, кто попадает в приключения, которые сами они давно упустили. Он может воспринять это в каком-то мрачном смысле, и тогда их с Чарли свадебный день будет омрачен, испорчен из-за того, что их свидетели завершили его в одной постели. Оливия вздохнула, осознав возможность таких последствий. Из-за Саймона Чарли может разозлиться и разобидеться. Она воспримет бурную ночь Оливии с Гиббсом не как приключение Оливии, а как нечто плохое, случившееся с ее собственным чертовски важным мужем. Вероятно, у нее возникнет протест и по собственным соображениям, и она обвинит сестру в злоупотреблении. Гиббс, будучи полицейским, принадлежал к сфере общения Чарли и Саймона, а не Оливии, и она не имела никакого морального права вторгаться в чужой мир, куда ее лишь приглашали время от времени, по усмотрению Чарли.
Неужели она испоганила самый знаменательный день в жизни ее сестры? Наверное, это непростительная наглость для подружки, приглашенной на роль второго плана, по собственному почину притязать на роль соперницы главной героини? Лив не могла понять, сочтет ли Чарли ее поступок отвратительным или воспримет его как легкое прегрешение. И никогда Оливия так ничего и не поймет, если не расскажет сестре о случившемся, – она не способна справиться с этим вопросом сама, не зная, какой будет реакция.
«Мне следовало бы испытывать чувство вины перед Домом, – подумала Оливия, – и перед Дебби Гиббс. Увы, правда была не на их стороне».
Крис закончил одеваться.
– Я ухожу, – сказал он. – Можешь начинать думать.
– Так же, как и ты, – откликнулась Зейлер, желая теперь, когда он решил уйти, вновь привлечь к себе его внимание. – Я имею в виду, можешь думать обо мне.
– Всецело, – ответил Гиббс, – в обозримом будущем.
Это прозвучало как цитата. Естественно, осознала Оливия, он цитировал ее.