– Когда Лоррейн Тёрнер явилась для оценки дома, миссис Битер первым делом показала ей испорченный ковер в гостиной. Она долго стонала, описывая беспечность своего мужа: «Типичный бестолковый мужик… и в тот самый день, когда мы решили выставить этот дом на продажу…»
Неужели от меня ждут жалости к какому-то неведомому мне агенту? Кристофер усмехнулся: идеальный слушатель.
– Она сделала видеосъемку дома и сада для виртуального тура и серию фотографий для выпуска буклета и размещения рекламы на вебсайте агентства, – продолжил детектив. – На одной фотографии гостиной отчетливо видна отметина, оставленная рождественской елкой… именно это изображение мы только что видели.
– И что дальше? – спросила я грубее, чем намеревалась. – Что это доказывает? Какое это имеет отношение к виденной мною мертвой женщине?
– Конни, – успокаивающе пробурчал Кит.
– Всё в порядке, – сказал ему Сэм.
По-моему, детектив испытывал к нему жалость.
– Тот субботний день подходил к концу, поэтому почти двенадцать часов спустя после того как вы увидели мертвую женщину, просматривая виртуальный тур, Лоррейн Тёрнер показала дом одиннадцать по Бентли-гроув одной молодой паре. Она поведала им историю рождественской елки, показала эту отметину. Ту же самую отметину, Конни… Лоррейн сказала, что готова поклясться в этом. В остальном ковер остался чистым. Никакой крови, – Комботекра сделал паузу, дав нам осознать сказанное. – Вы понимаете, о чем я говорю?
– Вы пытаетесь доказать нам, что на том ковре в принципе не могло быть никакой крови. Вы уверены, что это правда? – спросила я. – Мне приходилось стирать одежду с кровавыми пятнами, и в итоге они полностью исчезали.
– Конни, неужели тебе действительно так необходимо… – попытался утихомирить меня Кит.
– Нет, правда, от крови избавиться довольно просто: холодная вода, мыло…
– Поверьте мне, если б человек умер от потери крови на бежевом ковре, вы увидели бы ее следы, – уверенно произнес Сэм. – Сколько бы мыла, холодной воды или «Ваниша» ни извели впоследствии.
Зарывшись пальцами в своих растрепанных волосах, я боролась с сильным желанием лечь на грязный пол этой столовой, закрыть глаза и отрешиться от мира.
– Конни, когда вы видели то женское тело, было ли там в углу комнаты то же самое пятно, как на фотографии? – спросил Сэм. – Была там отметина от рождественской елки?
– Не знаю, – сказала я. Нет, по-моему, ее не было. – Я не заметила ее, но… – Мои мысли метались в поисках вероятного объяснения. – Может, ту мертвую женщину снимали давно, до того как мистер Битер поставил рождественскую елку и от нее осталось пятно. Вы подумали о такой возможности?
Полицейский кивнул.
– Помните, вы описывали мне карту на стене? – спросил он.
– Конечно, помню. Что за вопрос? С субботы прошло всего два дня! Я не страдаю старческим склерозом.
Комботекра вытащил блокнот из кармана куртки, открыл его и начал читать.
– «Comitatus Cantabrigiensis Vernzcule», – огласил он название карты и перевел: – Карта графства Кембриджшир, тысяча шестьсот сорок шестого года, составлена Яном Янсониусом[22]
. Также известным, как Йоханнес. – Он взглянул на нас с мужем. – Не думаю, что вы слышали о нем?– Уж не приятель ли Битеров? – ехидно поинтересовалась я. Просто не смогла удержаться.
– Знаменитый голландский картограф… составлял карты. Та вставленная в раму карта, что висит над камином в доме Селины Гейн, – оригинал, руки Янсона, стоит кучу денег. Лоррейн Тёрнер с восхищением разглядывала ее, когда пришла оценивать дом доктора Гейн. Ах да, вы еще упоминали щиты – это гербы кембриджских колледжей: Тринити, Святого Иоанна…
– Не забудьте лучший из них, – добавил Кит. – Королевский.
– Неужели тебе не хватает случаев похвастаться своей осведомленностью перед твоими обожаемыми подчиненными в Лондоне? – резко оборвала его я. – Ты решил превратить и наш разговор в вакханалию хвастовства?