Когда мне исполнилось двенадцать, а Фрэн, соответственно, десять лет, мама показала нам голубые книжицы их с папой сберегательных счетов, желая объяснить, что им удалось накопить четыреста семьдесят три тысячи фунтов и пятьдесят два пенса. Помню, разглядывая написанные синими чернилами циферки, я пребывала в полнейшем потрясении и ошеломлении, подумав, что мои родители, должно быть, гениальные бизнесмены и что мне даже надеяться не стоит сравняться с ними в уме. «У нас всегда все будет в порядке, поскольку мы имеем такую сумму в качестве резерва безопасности», – гордо пояснила нам мама. И мы с Фрэн попались на ее пропаганду и потратили наши отроческие годы, бережливо отдавая карманные деньги на наши сберегательные счета, пока наши подруги легкомысленно тратили все до последнего пенни на губную помаду и сидр.
– Если ты думаешь, что мы с твоей матерью собираемся ссужать вас деньгами, чтобы вы могли жить не по средствам, то можешь забыть об этом, – заявил папа.
Они с мамой полагали, что жизнь не по средствам равносильна, в моральном плане, опорожнению детских горшков из окон.
– Нет, я так и не думала, – ответила я ему.
Я не стала бы занимать у родителей и сотню фунтов, не говоря уже о миллионе.
– И я вовсе не собираюсь покупать дом одиннадцать по Бентли-гроув, даже если б могла позволить себе купить дом и раз в десять дороже, а в мире не осталось бы никаких других домов, – добавила я.
Объяснять им причины этого я не стала. Они, должно быть, были очевидны.
– Вы действительно думаете, что нам надо обсуждать мое гипотетическое сумасбродство? А как же быть с мертвой женщиной в луже крови? – попыталась я вернуться к важной для меня теме. – Почему бы нам не поговорить на эту тему? Почему вы избегаете ее? Я ведь все вам уже рассказала, верно? Могу поклясться, я рассказала вам о том, что видела на вебсайте «Золотая ярмарка» и о визите к нам детектива, способного…
– Ты не видела никакой мертвой женщины – ни на сайте «Золотая ярмарка», ни где-либо еще, – оборвал меня папа. – Мне в жизни еще не приходилось слышать такой нелепый вздор. Ты ведь сама призналась: когда Кит пошел взглянуть, там не оказалось никакого тела. Верно?
– Именно так ты и сказала, – нервно добавила мама, точно боялась, что в своей непредсказуемости я способна, вероятно, изменить мою историю.
Я кивнула.
– Значит, никакого тела и не было… тебе оно привиделось, – заключил отец. – Тебе следует позвонить тому «фараону» и извиниться за то, что ты зря потратила его время.
– Я уверена, что если б торчала за компьютером по ночам, когда все нормальные люди спокойно спят, то тоже начала бы страдать галлюцинациями, – поддержала его мать. – И я неустанно повторяю тебе, но ты никогда не слушаешь: тебе нужно лучше следить за собой. Вы с Китом слишком много работаете, слишком поздно ложитесь спать и даже забываете нормально питаться…
– Успокойся, мама, – сказала сестра, – только зря нервничаешь. Давай, Бенджи, открой ротик, ради Христа. Открой ротик пошире!
– Фрэн, ты тоже думаешь, что мне это привиделось? – повернулась я к ней.
– Не знаю, – откликнулась она. – Не факт. Возможно. Три шоколадных завитушки, Бенджи, если откроешь ротик и съешь эту вкуснятину… Вот, молодец! Немного шире…
– А ты, Антон, что думаешь? – спросила я зятя.
– Не думаю, что ты увидела бы такую жуть, если б ее не было, – заметил он.
Я уже подумывала, не вскочить ли с качалки, чтобы обнять его, когда он все испортил, добавив:
– По-моему, это выглядит как устроенный кем-то розыгрыш. И мне не хотелось бы, чтобы ты переживала из-за него.
Судя по ответам, это был единственный серьезный отклик на мою историю: «Мне не стоит беспокоиться из-за этого… слишком вредно».
– Тебе вообще не следует засматриваться на дома в Кембридже, – строго произнесла мама. – Ни на улицу Миллионеров, ни на… клоунский Парад-алле. Ты забыла, что случилось в прошлый раз, когда ты задумала перебраться в Кембридж?
– Мама, ради бога! – воскликнула Фрэн.
– По крайней мере, для прошлого раза имелась причина… Киту предложили повышение в кембриджском филиале, – ответила я.
«И он не смог принять его, поскольку я все испортила. Спасибо, что напомнили», – уныло добавила я про себя.
– Но почему сейчас, ни с того ни с сего? – взмолилась мама, выбрав, вероятно, самый любимый из множества оттенков ее голоса: слабую, дрожащую трель сломленной женщины. – У вас с Китом процветающий бизнес, прекрасный дом, мы все едва ли не в соседнем доме, твоя сестра, милый Бенджи… так почему же сейчас тебе захотелось переехать в Кембридж? То есть если б, к примеру, ты хотела в Лондон, я могла бы понять, учитывая, как много там дел у Кита… хотя одним небесам известно, почему кому-то хочется жить в таком шумном и грязном гадюшнике… но Кембридж…
– Потому что нам следовало уехать отсюда еще в две тысячи третьем году, а мы не уехали, о чем я и жалею с тех самых пор. – Сама толком не понимая почему, я вскочила с кресла.