Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Но прежде, чем приступить к этому исследованию, мы должны, оставаясь верными своему методу, показать, каким образом сложилась теория коллективизма и каким образом она разрешает проблему об отношении между личностью и государством. Нужно ли предупреждать, что научный социализм, отстраненный от всякого соприкосновения с революционной политикой, не составляющей его необходимой части, рассматривается нами на последующих страницах как доктрина, имеющая такое же право на беспристрастие, как и всякая другая?

II

Роль Карла Маркса[1702] в создании научного социализма двоякая. Он писал книги, одна из которых, Капитал, оказала, как справедливо замечает Бурдо[1703], на большинство умов нашего времени такое же влияние, как Общественный договор на современников революции; с другой стороны, он способствовал основанию Международной ассоциации рабочих, которой обязана своим пробуждением социалистическая деятельность, заглохшая во Франции со времени подавления народных движений в июне 1848 года. Маркс создал Интернационал как воинствующий революционер; но его книга, пожалуй, является еще более революционною, чем эта ассоциация. Во всяком случае, последняя умерла, а первая живет.

Философия Гегеля, по крайней мере, в том виде, как ее понимали левые гегельянцы, служит для Маркса точкой отправления. Правда, он скоро становится самостоятельным и отдаляется от нее, но в то же время сохраняет от раннего увлечения ею вместе со страстью к диалектике твердо укоренившееся в его уме понятие эволюции явлений, в Entwicklung. Это понятие поистине служит «ключом к системе» Маркса. Не обратив на это понятие надлежащего внимания, рискуем не понять системы Маркса и ее значения.

Экономисты хотят видеть в социальном строе, покоящемся на конкуренции, абсолютный порядок вещей, который уже не может подвергнуться никакому заметному изменению без вреда для человечества. Без сомнения, этот строй образовался исторически, но с того момента, как были открыты управляющие им естественные законы, человек стал обладателем окончательной истины. Эти законы, подобно законам физики, уже были истинны и тогда, когда их еще не знали; они имеют значение как для прошедшего, так и для будущего. Невозможно предположить, чтобы они могли измениться, невозможно представить себе иные законы, которые бы им противоречили.

Подобной концепции Маркс и Энгельс – а еще ранее их Лассаль – противопоставляют идею естественной и необходимой эволюции экономических отношений, причем они с самого начала ясно сознают поставленную цель. «Способ производства, – пишет Карл Маркс в 1847 году, – отношения, в которых развиваются производительные силы, совсем не вечные законы, а соответствуют определенной стадии развития, и проч.»[1704]. Равным образом Лассаль установляет, что человеческие представления о семье, наследовании и проч. связаны с историей[1705]. Впоследствии он решительно говорит: «Ошибка, общая всем буржуазным экономистам, состоит в том, что они рассматривают капитал и другие экономические категории как вечные логические категории. Между тем экономические категории представляют собою не логические категории, а исторические»[1706]. Одна эта фраза говорит все. Общественный строй, установившийся при одних условиях, может измениться или даже совершенно исчезнуть при других. Относительная точка зрения заменяет абсолютную и в области экономических отношений, как она уже заменила ее во всех других областях мысли.

Признавая относительный характер данных экономической науки, Карл Маркс, Лассаль и Энгельс тем самым во многом идут далее общей концепции социалистов первой трети XIX века. Первые социалисты рассматривали социальный строй своего времени как совершенно случайный, созданный и поддерживаемый жадностью буржуазии. Его должен уничтожить общий взрыв великодушия и заменить другим. Для достижения этого результата достаточно заменить в душах эгоизм альтруизмом. Вот почему все они приходили к тому выводу, что реформа воспитания является самой полезной и необходимой. Концепция Маркса совсем иная. Капиталистический строй появился в определенный момент под влиянием определенных причин. Он не мог не появиться; но, являясь плодом прошедшего, он таит в себе зародыш будущего. Таким образом, Марксу уже нельзя ставить в упрек, что он питается мечтами и химерами, допуская, что существующего могло бы и не быть. Тем более нельзя укорять Маркса в произвольном изображении будущего, так как он хочет читать будущее и заставить читать его других в правильно понятом настоящем. Несомненно, существуют иные возражения, и мы их сейчас укажем, но тем, которое мы устраняем, сейчас нельзя пользоваться без того, чтобы не заслужить упрека в искажении системы.