Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции

Фулье осуждает и абсолютный коллективизм[2026], и абсолютизм частной собственности[2027]; последний потому, что он пренебрегает социальной стороной нашего существования и принципиально отрицает все, чем мы обязаны материально, интеллектуально и морально обществу себе подобных; первый – потому, что общество как таковое «не создает целиком землю и орудия труда», а также потому, что, строго говоря, он заключает в себе не только право всех французов на Францию или всех немцев на Германию, но всех людей вместе на территорию каждой нации и даже право «человечества будущего» на все, чем обладает современное человечество. Фулье отвергает также чистый социализм и чистый индивидуализм на том основании, что они возводят в сущность или индивидуума, или общество, прибегая к одинаковой абстрактной диалектике, ложной в обоих случаях[2028].

Индивидуальная и социальная собственность могут и даже должны, по мнению Фулье, существовать одновременно. Роль государства заключается в том, чтобы помогать их совместному развитию, исправляя дурные стороны одной хорошими другой[2029]. Впрочем, коллективная собственность уже существует в значительных размерах (берега, леса, дороги, каналы, общественные памятники и проч.) и постоянно возрастает. Фулье считает вполне законным увеличивать ее известными средствами: предоставлением во временное пользование свободных земель для получения наибольшего земельного дохода[2030], льготами для учреждений дешевого кредита[2031], изменениями в законах о наследовании[2032]. Кроме этого материального фонда существуют социальные фонды другого характера, – социальный фонд политической власти, в которой все участвуют посредством всеобщего голосования[2033], социальный фонд знания, в котором все участвуют через всеобщее обучение[2034]. Государство должно благоприятствовать «прогрессу земельной, движимой, политической и интеллектуальной коллективной собственности»[2035]. И первая из всех его обязанностей заключается в организации социального и политического воспитания, способного внедрить эти истины во все умы[2036].

Изучая теории Фулье сами по себе и с точки зрения допускаемых ими приложений, нельзя не признать, что они носят согласительный и примирительный характер. Государство, организованное сообразно принципам его философии, не обладало бы ни недостатками социалистического государства, ни недостатками государства, соответствующего ходячей и урезанной индивидуалистической формуле. Но следует ли отсюда, что Фулье нашел выход из кризиса? Думать так не позволяет много оснований.

В этой попытке примирить крайности мы напрасно стали бы искать точной, ясно обозначенной границы, которую сам Фулье называет «справедливой границей»[2037] прав государства по отношению к индивидууму и, обратно, индивидуума к государству. Принцип искупительной справедливости соблазнителен, но как он неопределен! Фулье сам видит это, и, желая помешать его слишком широкому применению, что могло бы послужить угрозой для приобретенных прав, оговаривает случаи, когда его не следует применять. Нельзя, говорил он, касаться всего, чего «нельзя проверить и оценить». Но чего же «нельзя проверить и оценить» в отношении вековых несправедливостей? Допустить, что где-то существует несправедливость, или просто подозревать ее существование, не значит ли уже оценить ее в известной мере? Придерживаясь формулы Фулье, мы рискуем постоянно признавать справедливыми, по крайней мере, в глубине души, требования, в удовлетворении которых затем должны будем отказывать.

Мало того. На каком основании Фулье утверждает, что обязанностям государства по отношению к его членам, пострадавшим от исторических несправедливостей, не соответствуют права этих потерпевших индивидуумов? Почему это так? На это нам не дают ответа, ограничиваясь установлением принципа, что государство – высший судья своих обязанностей. Но этот принцип заимствован не у моралиста и не у метафизика: он заимствован у публициста, который, в свою очередь, опирается на максиму публичного права[2038]. Другими словами, ответом на вопрос морального характера служит положение публичного права. Государство считается высшим судьей своих обязанностей в силу старой идеи абсолютизма государственной власти. Но не следует ли считать его в силу той же самой идеи единственным судьей и о своем праве?