Читаем Идея государства. Критический опыт истории социальных и политических теорий во Франции со времени революции полностью

В своем дальнейшем развитии мораль Ренувье обращается к математическим вопросам и приводит его к сознанию необходимости решить проблему бесконечного числа. Если допустить реальность бесконечного, в своей основе «иррационального и противоречивого», то нельзя будет защититься против «всевозможных мистических заблуждений, которыми изобилуют метафизика и религия, и против которых возражением в конце концов служило лишь указание на их иррациональность и противоречивость»[2145]. Если же допустить противоположное решение, то что сталось бы с прочими мнениями, которых он до сих пор держался? «Я захотел, говорит он, узнать это». Тогда он стал делать выводы из своей «перевернутой» таким образом мысли, и никогда могущество логики и плодотворность принципа, доведенного до конца, – и притом, значительно дальше, чем предполагалось сначала, – не становилось для него яснее»[2146]. Раз приняв определенное решение по вопросу, выдвинутому математиками, он приходит к отрицанию метафизических и трансцендентных положений, связанных с противоположным решением, – отрицанию, которое, впрочем, уравновешивается «твердым установлением моральных и практических истин». Но только впоследствии этот анализ послужил для Ренувье серьезным мотивом к принятию решения, которое сначала ему казалось имеющим лишь чисто спекулятивный интерес.

Метафизические и трансцендентные положения, отвергнутые Ренувье, благодаря принятому им решению, таковы: реальность пространства и времени, вечность мира и явлений, абсолютный детерминизм, учение об антиномиях[2147]. Взамен их он выдвинул идеальность пространства и времени, первоначало явлений, свободу[2148], относительность и устранил антиномии. Освободившись, таким образом, от «трех идолов», которые взятые вместе «служат предметом своего рода метафизического культа» (реальная бесконечность, субстанция и абсолютная солидарность последовательного ряда явлений), и пользуясь, кроме того, кантианской теорией познания, Ренувье предохранил себя от опасности и со стороны наивной метафизики, и со стороны эмпиризма, обыкновенно не менее наивного. Мы знаем также, что он сохранил от кантианства постулаты, приспособив их к своему феноменализму. По вопросу о бытии Божием ему казалось сначала бесполезным выбирать между множеством и первоначальным единством. Но в последнее время ход его мысли был таков (он сам отмечает это на страницах, излагающих историю его идей), что ему пришлось сделать выбор и высказаться в пользу единства[2149].

Мы видели, что в построении своей системы философ повинуется двоякой потребности – моральной и логической. Но логическая потребность стоит на первом плане и решает будущее этой философии. В тот день, когда Ренувье поставил перед собой вопрос о бесконечном числе как о реальности, в тот день, когда он «после многих колебаний и бесплодных попыток в построении систем почувствовал необходимость сделать выбор между теорией, допускающей бесконечное как in abstracto, так и in concreto… и теорией познания и бытия, совершенно свободной от утверждений, ведущих к признанию реального существования количественно-бесконечного», – Ренувье принял решение, «поведшее его очень далеко, к результатам, которых он не предвидел или едва предчувствовал»[2150]. Но это решение он принял только потому, что «обязательно хотел быть логичным»[2151]. Равным образом, когда под влиянием Лекье он покончил с долгими колебаниями и остановился на свободе для объяснения явлений, то и в этом случае, по его собственным замечательным словам, он «бежал от противоречия и подчинился логике»[2152].

Таким образом, вся философия Ренувье, начиная с феноменализма и кончая ее социально-политическими приложениями, подчиняется принципу противоречия, взятому «во всей его строгости», и освящается им. Предоставляя принципу противоречия такое выдающееся значение в своей философии и даже как раз именно поэтому, Ренувье в то же время обращал внимание человеческого ума на принцип «гармонического решения»[2153] проблем, которые для профанов кажутся независимыми и ничем не связанными между собой.

Благодаря именно «гармоническому решению» он создал свою систему, опираясь на этот же принцип, он выполнил критику социальных и политических теорий своих предшественников, основные черты которой нами указаны. Опираясь на этот принцип, и мы выполнили, как в частности, так и в целом, исследование, составляющее цель настоящей работы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 недель в году
12 недель в году

Многие из нас четко знают, чего хотят. Это отражается в наших планах – как личных, так и планах компаний. Проблема чаще всего заключается не в планировании, а в исполнении запланированного. Для уменьшения разрыва между тем, что мы хотели бы делать, и тем, что мы делаем, авторы предлагают свою концепцию «года, состоящего из 12 недель».Люди и компании мыслят в рамках календарного года. Новый год – важная психологическая отметка, от которой мы привыкли отталкиваться, ставя себе новые цели. Но 12 месяцев – не самый эффективный горизонт планирования: нам кажется, что впереди много времени, и в результате мы откладываем действия на потом. Сохранить мотивацию и действовать решительнее можно, мысля в рамках 12-недельного цикла планирования. Эта система проверена спортсменами мирового уровня и многими компаниями. Она поможет тем, кто хочет быть эффективным во всем, что делает.На русском языке публикуется впервые.

Брайан Моран , Майкл Леннингтон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука