Идея в семь миллионов

— Преступники затаились, как барсуки в норе, и выжидают. Они понимают, что время работает на них, что долго мы их искать не в состоянии. Значит, надо выманить их из норы. Заставить действовать и поймать.

— Как же ты этого добьешься?

— Мне необходима ваша помощь — и ваша, полковник, и ваша, прокурор.

— Но ты же знаешь, что я тебе и так помогаю, даже в ущерб другим делам.

— Мне понадобится, правда на короткое время, еще больше людей, причем самых лучших и опытных.

— Если ты докажешь мне, что это все ускорит раскрытие преступления, ты их получишь.

— А моя помощь в чем будет выражаться? — спросил прокурор.

— Вас я прошу дать разрешение на просмотр корреспонденции, поступающей на имя Казимежа Фельчака, и на прослушивание его телефонов: и того, что дома, и того, что в квартире на Черняковской улице.

— Вопрос непростой. Тем более что ни один из этих телефонов не зарегистрирован на имя Казимежа.

— И тем не менее он ими пользуется.

— На просмотр корреспонденции я, пожалуй, соглашусь.

— Спасибо, но этого мало. Это даже менее важно, чем телефоны. Преступники, даже начинающие, как правило, избегают писать, чтобы не оставлять следов. Телефон — другое дело. Неизвестно, кто говорит, откуда говорит. И всегда можно от всего отпереться. А дело срочное, без вашего разрешения я не смогу ничего сделать, — настаивал Качановский.

— Понимаю. Завтра я дам вам ответ.

— Но все-таки мне хотелось бы знать, что ты намерен предпринять? Или это такая тайна, которую нельзя открыть ни прокурору, ни мне, твоему начальнику?

Качановский рассмеялся:

— Да нет, почему же. Просто мне хотелось вас заинтриговать, и, кажется, это удалось. А теперь я открою карты.

И майор ознакомил со своим планом участников совещания. Когда он кончил, полковник проговорил:

— Ничего не скажешь, ловко придумано, но не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, если твой план провалится.

— Не должен провалиться. Уверен, все будет так, как я задумал.

— Но согласитесь, — заметил прокурор, — это очень опасная игра.

— Мои люди справятся.

— Я думаю не только о них, — продолжал прокурор. — Сотрудники милиции прекрасно знают, что бывают в их работе такие моменты, когда приходится рисковать головой. Так сказать, профессиональный риск. А я думаю сейчас и о нем.

— О преступнике?

— Он тоже человек.

— Проводя нашу операцию, мы приложим все усилия, чтобы обеспечить его безопасность.

— Однако наступит момент, когда этот человек окажется на краю гибели. Успеете ли вы его спасти?

— Успеем. Ведь мы знаем о грозящей ему опасности.

— Говорить-то легко, — слова Качановского не убедили прокурора, — а ведь достаточно опоздать на какие-то доли секунды…

— Не опоздаем. Именно потому я и прошу у полковника лучших людей. Впрочем, он уже сказал, что не хотел бы быть в моей шкуре в случае неудачи. Я иду на риск сознательно и беру на себя всю ответственность. Головой отвечаю.

— Нужна мне твоя голова, — проворчал полковник.

— Может быть, вы предложите что-нибудь другое, поинтереснее? — вышел из себя Качановский. — Я слушаю вас внимательно.

— Черт с тобой! Нет у меня другого выхода.

— И у меня нет, — признался прокурор. — Вы не убедили меня окончательно, но в данный момент ничего лучшего я предложить не могу. Однако я еще раз настоятельно прошу принять все меры, чтобы те люди не пострадали. Их судьбу вправе решать лишь суд.

— Я прекрасно все понимаю.

— Ну и я согласен, разумеется с той же оговоркой, что и прокурор, — добавил полковник. — Когда ты думаешь начать операцию?

— Подготовка займет самое большее два-три дня, а потом придется ждать, как развернутся события. Если я увижу, что дело затягивается, немного попугаю барсуков в норе.

— Теперь, когда мы решили, как действовать, у меня будто гора с плеч свалилась, — признался прокурор.

— Я приложу все усилия, чтобы она не свалилась на вашу любимую мозоль, — рассмеялся майор.

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,

Он, дерзновенный, какое великое дело замыслил!»[8] — этой цитатой из Гомера закончил полковник военный совет.

Глава четырнадцатая План майора Качановского

Вряд ли есть необходимость объяснять, что такое словесный портрет. Этот метод идентификации личности преступника хорошо знаком читателям детективных романов. А вот известно ли им, каким путем шли к его созданию?

Вначале портрет преступника, чью фотографию не удалось раздобыть, создавал художник со слов свидетелей. Однако этот метод имел существенный недостаток. Если в таком портрете свидетель улавливал хоть какое-то сходство с разыскиваемым преступником, он считал портрет верным, хотя тот во многом отличался от оригинала. Например, если свидетелю, запомнившему во внешности преступника торчащие уши и не обратившему внимания на резко выдающийся подбородок, показать портрет этого преступника, нарисованный со слов человека, не обратившего внимания на торчащие уши, свидетель не узнает преступника.