Идея вечного возвращения в русской поэзии XIX – начала XX веков

– ускользнуть невозможно!».[23]

Из приведенного фрагмента видно, что Ницше мыслит идею вечного возвращения в контексте проблематики немецкой философии. Попытки резко противопоставить Ницше Канту и Гегелю и рассматривать его исключительно в качестве создателя мифов являются следствием плохого знания текстов наследия философа и отсутствия навыков внимательного чтения. Более адекватным будет положение, что в учении о вечном возвращении миф и философия переплетаются самым тесным образом.

6) Новая надежда и «величайшая тяжесть»

Идея вечного возвращения является одновременно благословением и проклятием, радостной вестью и смертоносным учением. Эта идея представляет собой высшее утверждение существования, величайшее «Да» жизни; и одновременно она содержит в себе нигилистический аспект, лишающий существование всякого смысла. Только поверхностные умы и чуждые рефлексии гедонисты могут не задумываясь «принять» идею вечного возвращения. Для них эта идея будет обеспечивать возможность предаваться своим мелким и пошлым развлечениям с чистой совестью. Но Ницше неоднократно предупреждал подобные искажения своей философии: «однако я хочу огородить свои мысли и даже свои слова, чтобы не вторглись в мои сады свиньи и гуляки!».[24] Вечное возвращение означает волю к утверждению всех моментов существования: возобновлению подлежат и радость и страдание, и счастье и боль: «Говорили вы Да какой-нибудь радости? О друзья мои, тогда вы говорили Да и всякой скорби. Все сцеплено, нанизано, влюблено одно в другое».[25] Но не это больше всего страшит Заратустру в вечном возвращении. «Вечно он возвращается, человек, маленький человек, от которого устал ты» – так зевала моя печаль, и волочила ноги, и не могла заснуть».[26] Возвращается все, в том числе и ничтожество «последнего человека». По этой причине учение о вечном возвращении способно вызвать не только радость, но и величайшее отвращение к жизни. Вечное возвращение отрицает телеологический характер существования и утверждает игру случая.

7) Wiederkunft и Wiederkehr

Фридрих Юнгер разграничивает в качестве двух аспектов идеи вечного возвращения Wiederkunft и Wiederkehr.[27] Wiederkunft представляет собой воспроизведение царящей в существовании закономерности, повторение самого существования. Возвращение здесь носит характер некой принудительной силы, фундаментального закона мироздания, которого никто и ничто не в силах избежать. Напротив, Wiederkehr есть праздник (das Fest). «Im Wesen dieses Festes liegt, dass nicht ein Geschehen gefeiert wird, sondern das Wiederkehren dieses Geschehens; die Wiederkehr selbst ist das Fest».[28] («В сущности этого праздника заложено, что торжествуется не само событие, но возвращение этого события; возвращение само есть праздник».) Вечное возвращение как праздник, Wiederkehr, в отличие от Wiederkunft, избавляет существование от его принудительного характера. Праздник – это дионисийские мистерии, это карнавал, это трансгрессия. Здесь мы сталкиваемся с фундаментальным для неклассической философии различием между субстанцией и функцией. Как отмечает М. М. Бахтин: «Карнавал торжествует самую смену, самый процесс сменяемости, а не то, чту именно сменяется. Карнавал, так сказать, функционален, а не субстанционален. Он ничего не абсолютизирует, а провозглашает веселую относительность всего».[29] Wiederkehr представляет собой именно утверждение возвращения и повторения в качестве функции, а не в качестве субстанции. Это также утверждение становления и понимания бытия в качестве становления. «Придать становлению характер бытия – вот в чем проявляется высочайшая воля к власти (Dem Werden den Charakter des Seins aufzupr"agen – das ist der h"ochste Wille zur Macht).[30] Что все возвращается – это наиболее тесное приближение мира становления к миру бытия: вершина созерцания».[31]

Таким образом, идея вечного возвращения внутренне амбивалентна: она содержит и жизнеутверждающий и отрицающий, нигилистический аспекты. Отделить одно от другого нет возможности: только тот, кто пережил весь ужас этой «бездонной мысли», тот, кто смог преодолеть отвращение, ей вызываемое, может достичь высочайшего утверждения жизни.

Учение о вечном возвращении может быть адекватно воспринято только при условии удержания противоречивого сочетания различных аспектов. Изолирование и абсолютизация одного из моментов приводит к ошибке догматизации или релятивизации. Так, сведение учения к космологическому аспекту порождает догматическую онтологию, претендующую на вынесение окончательных суждений об устройстве мироздания. Вместе с тем абсолютизация экзистенциального аспекта приводит к релятивизации учения.