Идея

С некоторых пор я обратил внимание, что мама полюбила прогулки. Сначала я обрадовался, все–таки не будет одна сидеть перед телевизором с куском докторской колбасы. Как водится, и в нашем доме и в соседних хватало старушек, уже давно по–хоронивших своих старичков, доживающих век в семействе сына, дочки, или в коммунальном одиночестве. Когда они не сплетничали на скамейке перед домом, они делали это прогуливаясь парочками асфальтовым дорожкам между домами. Вполне умиротворяющее зрелище. Я решил, что мама снизила уровень своих интеллектуальных запросов и готова поддерживать беседы о домашнем консервировании, давлении и т. п. Ком–пания вещь великая. Но я рано обрадовался. Однажды мне понадобилось ее срочно отыскать. Не много, не мало звонила та сама харьковская Анька Кулишенко, чьи дочери залетали к нам время от времени. Чувствуя свою вину за не слишком радушное к ним отношение, я решил — исправлю впечатление о себе. Тем более настроение было подходящее, непонятно почему благодушное и даже игривое. Я сказал старинной маминой подруге, что ужасно рад ее слышать, и, конечно, же помню о ней. Мама столько о вас… Целый альбом фотографий, где они на репетиции, и на площади Дзержинского, «в таких шляпках», а с ними двое мужчин в длинных пальто и оба в очках. Один высокий, а другой…«Да, да, это Севка и Зорька». Да, слышал, мама рассказывала. А особен–но мне нравятся те фотографии, где они, такие молодые дурачатся в каком–то харьковском парке, притворяются, будто собираются съесть огромные клубничины нарисованные на щитах, что стояли на клумбе. Тетя Аня хохотала, я чувствовал по голосу, что она очень довольна. «Да, были, что ж, тогда молодые, а теперь вот разные хвори–болезни. Я тебе свитер свяжу». «Спасибо».

— А где она, ну, Идочка сейчас?

Я сказал, что гуляет, «прописан моцион», но сейчас я за ней — это быстро — сбегаю. Минут через десять можно будет перезвонить.

Во дворе мамы не оказалось. Значит на пруду. Он располагался сотне метров за ближайшими домами, несомненное богатство нашего микрорайона. Обведенный аккуратной асфальтовой дорожкой, обсаженный тополями, липами, где было место и для стариков, и для рыбаков и мирных собак. Пара выпивающих компаний курлыкала в собирающейся вечерней тени в тылу гаражей. Я очень быстро обошел его кругом, с каждым шагом все более удивляясь, что ни на одной из скамеек мамы не обнаруживаю. Где это она у меня «гуляет», со своими «больными ногами». Вышел на улицу Короленко, потом, на Олений Вал, заглянул в оба продуктовых магазина. Не найдя ее и там, за–волновался. Что это еще такое?! Но не успел впасть в панику, смотрю, вот она. Идет по Большой Остроумовской под ручку с какой–то незнакомой мне молодой особой. Судя всего, по направлению к дому. Вот оно, значит, в чем дело, Идея Алексеевна среди молодежи ищет себе союзников и собеседников. Всегда вокруг нее вились какие–то «хлопцы» и «девчата», всегда она старалась сбить какой–нибудь самодеятельный коллектив, заварить что–нибудь похожее на те харьковские милицейские капустники. Не хочет стареть душой Идея Алексеевна, а легче всего этого избежать, находясь рядом с подрастающим поколением. Мы с Ленкой, для нее уже пожалуй что и староваты. Особенно, я. Сорок лет, язвенная болезнь, цинизм. От капусты у меня изжога.

Я подошел вплотную к интересной паре.

— Ну, что ж ты мам меня пугаешь?! Бегаю, вот ищу, а ты…

Девушка обрадовано на меня поглядела.

— Вы кто, вы сын?

Ей ответила Идея Алексеевна, вздохнув.

— Да, это сын. — Можно было подумать, что она уже не видит во мне смысл своего существования.

— Очень хорошо, ваша мама, кажется, заблудилась. Я смотрю, аж, вы знаете, у стадиона «Знаменских», она не она, а это она. Я ее помню, она раньше часто бывала у нас в конторе.

— Я не заблудилась. — Сказала мама и, высвободив руку, которую все еще сжимала девушка, пошла у дому, благо он был буквально в двух шагах.

— Спасибо большое. — Кивнул я девушке, виновато разводя руками.

— Я работаю в бухгалтерии.

— Да? — Это информация не казалась мне в этот момент очень важной. — Спасибо вам большое…

— Знаете, вы бы зашли, как–нибудь.

Я посмотрел вслед маме, как раз заворачивавшей за угол, стараясь при этом, отвечать девушки хоть сколько–нибудь заинтересованной улыбкой, хотя никак не мог все же уразуметь, что ей от меня надо.

— Конечно, я постараюсь, загляну. В бухгалтерию?

— Да. Это здесь, сразу за больницей.

— Да, да. А-а, вас как зовут.

— Это не важно.

— А, ну да. — Кивнул я, хотя предложение конторской девушки стало для меня совсем уж непонятным. — Хорошо, я загляну.

— Только поскорее, а то время идет. — Она развернулась и пошла себе обратно по Большой Остроумовской.

— До свидания, спасибо вам.

Когда я вбежал домой, мама разговаривала по телефону. Стоя, высоко подняв подбородок, как будто отвечала на какой–то официальный звонок.

— Я все, конечно, помню. Только не в этом сейчас дело. Мы не можем отвлекаться и разбрасываться. Надо собрать остатки всех сил в кулак. И терпеть. А помощи ждать неоткуда, полагайтесь только на свои силы. До свидания.

И положила трубку.