Ибо – факт есть факт – позже откочевок не было. Иногда пугали, но никогда не уходили. Никто. «Степное эхо» делало свое дело. А когда халхасские нояны решили заняться северными кыштымами, почему-то забывшими, кто хозяин, всерьез, стало ясно: без русских, какие они ни есть, будет хуже, чем с ними. Потому что монголы шутить не умели. Они приходили и брали свое. С лихвой за годы. В 1651-м Мергэн-ноян, племянник Алтан-хана, как бы помогая «побить русских», помочь не помог, но уплату за помощь переполовинил. В 1653-м – то же самое. Затем явился ойратский кутухта Гэгэн. Драться с ними было невозможно, казаки не поспевали помочь, и бурятские кланы начинают бить челом государю: ставьте, ставьте остроги!.. побыстрее!.. и чем больше, тем лучше!.. и чтобы «пожаловал государь на мунгальских и на калмыцких сакмах устроить служилых людей с огненным боем, чтоб было кем их от приходов воинских людей оборонить». И государь жаловал: после походов Сэйгун-тайджи (в 1668-м) и Гэгэн-Боно-кутухты (в 1674-м), разбившихся о новенькие стены, юг перестал быть источником угрозы – и этот факт был оценен по достоинству. Короче, притирка шла не без огрехов, но куда быстрее, чем где бы то ни было, кроме, возможно, земли саха…
Глава XXVIII. Братаны (2)
Tempora mutantur
Если на западном берегу «Великой Воды» не обошлось без сложностей, то на берегу восточном, куда казаки добрались по Ангаре, через Селенгу, все было гораздо тише. Не так, чтобы вовсе в воздусях благорастворение, но, во всяком случае, терпимо, а главное, без крови…
Сперва, столкнувшись с монгольскими всадниками, гости и будущие владельцы сочли за благо не гнать волну, уважительно пообщались с местными, без помех добрались до ставки главного смотрящего – нояна Турухай-Табуна, совсем чуть-чуть, зятя самого Цэцэн-хана, одного из «принцепсов» Халхи, пообщались с ним, произвели приятное впечатление и вернулись домой с подарками. По возвращении сообщив коллегам, что, мол, есть за Байкалом «золотая и серебреная руда». Что далее, ясно: раз руда, значит, не страшно, что монголы. Первым пошел в поиск Иван Галкин, в итоге основавший Баргузинск, вторым – хорошо нам известный Иван Похабов, сразу по высадке столкнувшийся с аборигенами и взявший в плен 70 «инородцев», естественно, подданных Турухай-Табуна. Однако, прикинув, что к чему, на рожон не попер – «наше моче столько не стало, потому что люди многие и конны, а живут в скопе и от рек откочевали», – а поехал прямо к нояну, торжественно извинился и вернул пленных, став почти своим человеком. Ему даже помогли добраться до самого Цэцэнхана, которому он очень понравился, одарив потомка Потрясателя Вселенной «великими государевыми поминками» от имени Тишайшего, но (чисто по Достоевскому: широк человек) за свой счет. Планировал даже махнуть в Китай, но тут уж монгольский суверен пропустить почему-то не захотел, так что Иван Иванович вернулся в Енисейск, так и не повидав Великую Стену.
Начали сосуществовать. Потихоньку ясачили бурятов, на что тайджи с ноянами закрывали глаза, не препятствуя, но и своими правами не поступаясь. «Приезжают-де, – доносили в Москву, – от мунгальских тайшей в братцкие землицы мунгальские люди и забирают ясак сильно, а оборонять-де, государь, ясачных людей служилым людям некем, потому приезжают мунгальских людей человек по двести и по триста, а служилых, государь, людей в острогах за малолюдством бывает мало». В общем, не уступали, но и претензий не предъявляли. Им хватало проблем с Цинами (тогда еще они под них не легли) и Джунгарией (уже вовсю интересовавшейся Халхой), и конфронтация еще и с бородачами, имевшими «огненный бой», была ни к чему. Да и не так плотно «окыштымлены» были бурятские кланы, чтобы скандалить. Русские же атаманы, хотя и закидывали удочки насчет подданства «белому царю», быстро смекнули, с кем имеют дело, и не особо настаивали. Куда нужнее им была дорога в Чжунго, а следовательно, и спокойствие «в мунгальцах».
Но время шло. Мир менялся. Великая Смута в Поднебесной завершалась. Вслед Нурхаци-завоевателю пришел Абахай-победитель. Маньчжуры сломали Ли Цзычена, оттеснили У Саньгуя, выдавили последних Минов далеко на юг, съели юг Монголии, подмяли Халху и проявили интерес к северу. Им не нравилось появление русских на берегах Амура, у своих коренных земель, и они требовали, чтобы тайджи доказали лояльность Пекину. Уже в 1672-м впервые «мунгальские-де люди угрожают же войною» Нерчинску. Чуть позже о том же заявляет могущественный Тушету-хан, и вскоре под ближними к фронтиру острожками появляются отряды «мунгальских воровских людей», разоряющие русские поселки и бурятские кочевья. На требования унять подчиненных Тушету-хан отвечает либо «ничего не могу поделать, их много, а я один», либо загадочным молчанием.