Увы, как известно, жалует царь, да не жалует псарь. Пока в Оренбурге утрясались документы, хан Джангир, приватно договорившись с руководством уральского казачества и (как выяснилось при следствии, впрочем, ничем не закончившемся) сунув кому надо бакшиш, не стал дожидаться приезда комиссии, а бросил на подавление отряды наемников, усиленные сотней казаков. В ноябре 1837-го разбитые повстанцы отступили с российской территории на левый, «вассальный», берег Урала, перегруппировались и, уже ничего хорошего от жизни не ожидая, вступили на тропу войны. «Скопище, – доносил в Петербург Перовский, – постепенно возрастая, начало довольно положительно приближаться к линии и, наконец, по последним известиям, находилось уже не далее двух переходов. От двух-трех тысяч человек при внезапном нападении может прорваться на всякой точке линии и наделать большие беспорядки». Попытки поладить окончились, не начавшись: хотя хан Джангир, получивший от Оренбурга по ушам за перегибы на местах, готов был кое-чем поступиться, беглецы к этому времени успели присягнуть самозваному степному хану Кенесары Касымову, речь о котором впереди, и, соответственно, считали себя не бунтовщиками, а воюющей стороной. Так что за Урал двинулись регулярные войска при поддержке оренбургских и, естественно, уральских казаков, в сражении 12 июля окончательно решившие вопрос; Исатай погиб в бою. Махамбет с немногими уцелевшими бежал на юг, где занялся сочинением сатир антиханской направленности, за что и был зарезан подосланными убийцами, а Букеевская Орда вскоре была расформирована, как не оправдавшая себя. Уместно заметить, что сей акт насильственного упразднения «последнего очага национальной государственности» массы шаруа, судя по народным песням, встретили не то что без возмущения, а с нескрываемым злорадством.
Как стать экспонатом
Еще одно, второе и последнее, событие – восстание Кенесары Касымова, трактуемое ныне как «яркое проявление национально-освободительной борьбы против российского империализма», я, честно говоря, не знаю, как назвать. Дело в том, что оно, в сущности, к России никакого отношения не имеет. Султан Кенесары, сын Касыма, внук известного нам Аблая и, как водится, в энном колене прямой потомок Чингисхана, происходя из Среднего Жуза, да еще и из южных его регионов, был подданным то ли Коканда, то ли Бухары, то ли и Коканда, и Бухары одновременно. Однако сам себя считал достойным куда более высокой доли. Как минимум титула хана родного Жуза, но еще лучше, если всей Великой Степи. Отчего и тусовался по ничейным, еще не демаркированным просторам, избегая встреч с разъездами бухарцев (уже успевших отсечь головы двум его старшим братьям) и кокандцев (столь же вызывающе поступивших с его батюшкой), поскольку и сам был объявлен в розыск, и собирая под свой бунчук всех, хоть сколько-то и хоть чем-нибудь недовольных. Которых было немало. Претензии в основном были к Коканду, относившемуся к «своим» казахам примерно как поляки к малороссам до Хмельниччины, а также (и в связи с тем же) к Бухаре, но и российских пограничников, запрещавших «неприсяжным» туземцам кочевать по территории Империи, тоже не любили. Да и многие пылкие батыры, бии и тюре были огорчены новыми реалиями. Так что, в конце концов, орда под бунчуком «законного хана» собралась солидная.