Однако надолго идиллии не хватило: во-первых, случилась неприятная история с капитаном Томасом Йетта (офицер «разграничительной комиссии» капитан Йетта, прикомандированный к афганскому отряду, забыв, с кем имеет дело, позволил себе намекнуть нескольким близким к генералу офицерам, что только счет в лондонском банке делает человека счастливым), а кроме того, пока русские парламентеры вели степенные беседы, афганские отряды очень осторожно, как бы без ведома сардара, выдвинулись вперед и заняли выгодные позиции на расстоянии двух выстрелов от лагеря Комарова, взяв его в клещи. После чего, утром 29 марта сардару было направлено личное письмо. «Требую, – писал его превосходительство, – чтобы сегодня до вечера все подчиненные Вам военные чины до единого вернулись в прежние стоянки. Переговоров и объяснений по этому вопросу не будет. Вы, обладая проницательным умом, понимаете меня и, вероятно, не допустите, чтобы я свое требование привел в исполнение сам». Ответа, естественно, не было: решать что-то сам сардар не мог. Зато стало известно, что «кызыл-сарбазлар», люди в красных мундирах, ездят по аулам и раздают «кумыш-манат», серебряные монеты, всем, кто готов напасть на русских, суля храбрецам всю добычу из лагеря «неверных» и много ружей в подарок от «Бадшах-Ханум» в придачу. Причем общий сход джигитов на эту тему, как доносили доброхоты, состоится завтра, 30 марта, после полудня, и вероятность согласия растет не по дням, а по часам. Ждать было нечего и некого. Афганцев и без того было вдвое больше, чем русских, их артиллерия превосходила русскую по всем статьям, а за счет туркмен корпус Наиба Сапартемура мог увеличиться тысяч до семи, единственный же резервный отряд, сотня казаков из 1-го Казачьего полка, ожидался не ранее 3 марта, да и сама по себе ничего не решал. Короче говоря, Комаров приказал наступать.
Бег на длинную дистанцию
Рассказывать о самом сражении, описанном многими участниками событий, как с одной стороны, так и с другой, видимо, нет нужды. Хотя некоторые детали любопытны. Когда русские части двинулись вперед, имея приказ «оказывать воздействие на неприятеля одним лишь бравым видом, огня же первым не открывать», перед фронтом афганской конницы затянул молитву мулла, «пение которого, – как вспоминает Ламанов, – вызвало у авганцев воодушевление, а наших туркмен смутило». Замешательство, впрочем, тотчас пресек подполковник Максуд Алиханов-Аварский, командующий русской кавалерией. Выстрелом в воздух заставив туркменских всадников успокоится, он обратился к ним с краткой, но выразительной речью: «Не робейте, братцы! Опоздал мулла, афганский Аллах еще спит, а русский Аллах уже напился чаю. Клянусь Кораном, Он на нашей стороне, дадим им трепку, они убегут. Аллах-у– Акбар!». Туркмены приободрились, выровняли строй, и в этот момент с флангов неприятельских позиций началась частая, очень точная – британские специалисты дело знали – канонада, смешавшая первые шеренги атакующих, и Комаров наконец приказал стрелять на поражение. А дальше пошло быстро. Конная масса афганцев развернулась в лаву. Ее начальник Бабар-хан и его всадники, имея за плечами опыт Майванда, комплексов перед европейскими армиями не испытывали и огня не боялись. Опрокинув туркменскую милицию, они вышли во фланг русской пехоте, но, наткнувшись на залпы казаков, залегших в заграждении, все же притормозили, а затем, после гибели командира, обратились в бегство – кто через мост, кто вброд, через саму Кушку, – быстро ставшее паническим. На какое-то время наступление пехоты на окопы сдерживалось плотным ружейным и орудийным огнем, однако в дело вступила русская батарея – и наступил перелом. В общем, все шансы выиграть артиллерийскую дуэль были у афганцев, но при первых же разрывах снарядов поблизости британские «советники», бросив батареи и подчиненных, покинули позиции, причем невероятно шустро. «Не запрети Аллах русским иметь много жен, – писал по итогам Абдуррахман вице-королю Индии, – ваши офицеры пригодились бы им в качестве евнухов. Они виновны во всем. Мои люди бились, а они бежали к Герату, не выждав ни одного момента (…) Они были до такой степени испуганы и нервозны, что бежали, не будучи в состоянии отличить друзей от врагов. Некоторые потеряли лошадей и в страхе бежали даже и босиком, обгоняя конных». В итоге русская пехота рывком добралась до окопов. Как признавал позже Комаров, «авганцы сражались храбро, энергично и упорно, оставшиеся в крытых траншеях даже по окончании боя не сдавались; все начальники их ранены или убиты», и все-таки после короткой рукопашной сарбазы побежали, подставив спины собственным, развернутым теперь в их сторону орудиям.