Идем же, смертный, поищем ее душу

На ней сохранилось ровно столько пожелтевших хрящей и сухожилий, чтобы кости не распадались. Пальцы ее судорожно хватали воздух, так что она походила на какого-то отвратительного краба, поглощающего морскую капусту. Тут камень снова раздулся и опал, точно испустил глубокий вздох, отверстие в нем увеличилось, и из него показалось все предплечье, состоявшее из одной прямой и одной изогнутой кости. Рука принялась молотить по воздуху, точно сражаясь с невидимым противником, и гранитная глыба почти раскололась пополам. Смрад из разрыва пошел такой, что у нас подогнулись колени. Тем временем наружу вылезла вторая рука с зажатым в ней золотым ключом, а за ней и весь покрытый ссохшимися обрывками плоти скелет выпал на песок. Череп его местами покрывали проплешины не истлевших до конца черных волос, мокрых и блестящих, как У младенца, только что вышедшего из материнской утробы.

Оставив позади половинки камня, точно скорлупки разбитого яйца, скелет, извиваясь, пополз к нам, ребрами чертя на песке глубокие борозды. Двигался он тяжело, точно измученный пловец, с трудом вырвавшийся из жестоких объятий ледяного смрадного моря. Не только вонь, но и ужасающий холод исходили от этих желтых костей. Когда скелет, точно вконец обессилев, упал возле костра, пламя съежилось и из ярко-желтого сделалось красным, будто его вынесли на мороз.

Вонь, я сказал? Клянусь Трещиной, до той минуты я не знал истинного значения этого слова. Лежа у костра и слабо шевеля конечностями, скелет начал быстро преображаться, и, пока он проходил через все метаморфозы своего возрождения, смрад в пещере стал таким, что нам показалось, будто наши носы и глотки забила разлагающаяся плоть. Прижавшись спинами к камню, мы стояли и смотрели, не в силах отвести глаза от омерзительного зрелища.

Сначала кости покрылись прозрачными паутинками плоти. Точнее, то была не плоть, а та клейкая на вид субстанция, которая остается, когда процесс разложения подходит к концу. Ее становилось все больше и больше. Комья сгустились внутри прозрачной грудной клетки и, поднимаясь, точно дрожжевое тесто в печи, скоро заполнили ее всю; склизкие лохмотья повисали на костях, вытягивались, удлинялись, обретая упругость и сплетаясь в мышцы, покрывались кожей, которая зашевелилась, заволновалась, а потом и вскипела червями.

Я молча радовался тому, что пламя костра ослабело, ибо у меня не было сил ни закрыть глаза, ни даже смотреть в другую сторону. И я, и Халдар зажимали ладонями носы и рты, но вонь проходила сквозь пальцы, словно их и не было. Тем временем существо у костра перевернулось на спину.

Извивающиеся черви покрывали его так густо, что при каждом движении целые гроздья их падали на землю, точно хлопья пены с тела пловца, только что выбравшегося из морских волн на сушу. Но, едва коснувшись песка, черви тут же исчезали, будто он впитывал их в себя, как воду. Наконец они начали осыпаться целыми пластами, оставляя после себя живую кожу, нежную и светящуюся. Грудная клетка вскипела двумя конусообразными холмиками, черви лавиной хлынули с них на землю, и нашим взорам открылись две круглые, как полная луна, груди с розовыми бутонами сосков посередине. Одновременно соблазнительные бедра и живот избавились от покрывавшей их коросты, остатки гноя выплеснулись из глазниц, и их заполнили большие черные глаза.

Перед нами лежала женщина, нагая, пышущая здоровьем, будто только что рожденная. Земля под ней была чиста, воздух вокруг свеж, но от каждого ее движения нас по-прежнему обдавало холодом, точно порывы ветра с покрытых ледниками горных вершин врывались в пещеру. Пальцами свободной руки дна провела по щеке. Второй, в которой был зажат ключ, коснулась соска. Потом улыбнулась, подняв глаза к небу. Зубы ее были плотно стиснуты, взгляд горел жестокой радостью. Кончиками пальцев она принялась торопливо ощупывать свое тело. Руки дрожали, как у скряги, вновь нашедшего сокровище, которое он считал потерянным. Две крупные слезы выкатились из глаз, скользнули к вискам и пропали в темных кудрях. Затем она повернула голову и уставилась на нас поверх костра. Несколько ударов сердца она не произносила ни слова, а просто смотрела, не переставая улыбаться сквозь сжатые зубы. Груди ее мерно вздымались и опускались. Наконец она сказала:

– Помогите мне встать, смертные. Я почти совсем выбилась из сил, пока доползла до вас. А времени у меня мало.

Какой у нее был голос, Барнар! Он пронзал мозг насквозь, словно холодный шелковый шарф протаскивали через уши, – нет, любая попытка описать его граничит с безумием! Я сделал было шаг вперед, повинуясь ее приказу, но ноги мои точно налились свинцом. Халдар же, напротив, двигался очень быстро, и не успел я оторвать спину от камня, о который опирался, как он уже был подле нее. Он протянул к ожившей покойнице обе руки с проворством умирающего от жажды человека, перед которым вдруг поставили пинту пива.