Идем же, смертный, поищем ее душу

Смотри. Вот моя работа – я оставил себе немного, но всю мочку пришлось отрезать, ведь именно в ней кровь, а обмануть старух нечего было и пытаться. От боли свет померк у меня в глазах. Я швырнул им сначала ножницы, а потом и отрезанный кусок плоти. Вся троица тут же бросилась за него в драку: клочья волос и куски кожи летели во все стороны. Пока они дрались, точно изголодавшиеся чайки, я взобрался на колесницу, и Проводник хлестнул собак. В то время как мы грохотали по мосту через пропасть, Халдар оторвал полосу ткани от моей рубахи и перевязал мне голову. Провал, разверзшийся под нами, казался бесконечным. Дно его терялось во мраке, и только беспрестанный шум струящейся внизу воды доносился до нас.

В голове у меня все еще мутилось от боли и тошноты, когда я вдруг обнаружил, что слышу звуки, доносящиеся из невозможной глубины и дали, из самых святая святых этого мира. Тончайший шепот со дна залива проникал в мой мозг, будто он был осажденной крепостью, а изуродованное ухо – взломанными воротами, сквозь которые внутрь вливалось вражеское войско. С отвратительной четкостью до меня доносились мольбы на невнятном языке стонов, раздирающие уши шепотки и сухое хихиканье, вылетавшие из костяных глоток, в моем сознании лопались пузыри дьявольских признаний, булькало странное варево, топали копыта, щелкали клювы, шелковисто шевелились плавники. Тот залив и прилегающие к нему каньоны, через которые лежал наш путь, открыли мне множество тайн – а еще больше поведали лишь намеком, – о самом существовании которых я ничего не хотел знать.

VII

Думаю, Халдар уловил мою невысказанную жалобу, ибо немного погодя он сказал:

– В следующий раз, великий Проводник, платить буду я.

– Тогда готовься, скоро настанет время, – отозвался тот. Мы долго мчались по глубокому петляющему каньону, стены которого нависали над дорогой, отбрасывая длинные тени на реку и ее берега. Псы мчались вперед, не ведая усталости, точно огромная разрушительная волна, что рождается в недрах океана и несется к берегу, невзирая ни на какие препятствия на своем пути. Но серая бездна точно смеялась над их усилиями, оставаясь по видимости неизменной.

После предупреждения Проводника мы стали пристально вглядываться в окружающую местность, ожидая каких-либо изменений, но все было как прежде. То и дело по обе стороны дороги вставали хижины, дверями которым служили занавески из нанизанных на нити зубов; они еще продолжали клацать при нашем приближении, так поспешно скрывались от нас обитатели этих хижин. (Но лишь я один слышал их частое дыхание и стоны их туго запеленатых жертв.) Попадались нам и кузни вурдалаков, где гиганты с широкими жабьими телами били молотами по раскаленным докрасна конечностям брыкающихся душ, привязанных к наковальням, и другие мастерские, в которых великаны с трубками выдували отчаянно вопящих карликов из котлов расплавленной плоти. От поселения до поселения простирались заросли ядовитой паучьей травы, в которой барахтались люди-крысы; они перемежались с рощами низкорослых деревьев с прозрачными, точно кишки, стволами, на их узловатых ветвях вместо листьев висело дерьмо. От дерева к дереву, беспрестанно жуя, слонялись души спиногрызов, подобных Шамблору. Их жалобное поскуливание свидетельствовало о том, что занятие они выбрали не по своей воле.

Я первым почувствовал грядущую перемену, услышав, как десятки тысяч челюстей с чавканьем и утробным ворчанием вгрызаются в падаль. Шум стоял такой, точно целая армия трупоедов разрывала на части и заглатывала огромные куски мертвечины.

Вскоре и мои спутники насторожились, завидев, как целая туча черных, точно сажа, птиц то взмывает в небо, то снова кидается к земле за следующей излучиной реки. Наша упряжка стремглав пронеслась через поворот, и нашим глазам предстала колоссальная насыпь, перегородившая весь каньон от края до края, настоящий горный хребет, сложенный из свежих трупов, не менее пятидесяти футов в высоту и вдвое больше в ширину. У подножия этого вала целые стаи шакалов грызлись, отнимая друг у друга куски посочнее; его склоны, сплошь покрытые птицами-падальщиками, влажно блестели. В воздухе, точно угольная пыль, висело целое облако насекомых-некрофагов, и я с невыносимой отчетливостью слышал хлюпающее чавканье их жвал.

На нашем берегу в валу были ворота. Рядом возвышалась сложенная из костей сторожевая башня. Приближаясь, мы увидели, как на ее вершине мотается туда-сюда что-то крупное. Кроме того, мы обнаружили, что насыпь состоит преимущественно из трупов женщин и детей. Их изуродованные лица то и дело показывались в просветах между крыльями, челюстями и жвалами.

Башня представляла собой безумную мешанину скелетов всех мыслимых и немыслимых существ. Вообще-то она больше походила на обезьяний насест, и существо, которое прыжками спустилось оттуда нам навстречу, двигалось скорее как обезьяна, чем как человек. Оно получленораздельно – видно, клыки мешали говорить – заревело:

– Кожа! Ты везешь живую человеческую кожу, Проводник! Дай мне немного!

Тот натянул поводья и закричал в ответ: