Идентичность и цикл жизни

Можно сказать, что в данной работе я попытался сформулировать, как происходит взаимодополняющее влияние друг на друга истории жизни и собственно истории. Я утверждаю, что реальные клинические наблюдения и их выводы можно рассматривать одновременно и в связи с очевидными историческими процессами. В изучении столь важной для каждого человека проблемы идентичности мы в значительной мере руководствуемся мотивами, корни которых уходят в историю нашей собственной личности. Об этом я писал в автобиографической части одного из своих эссе (1975), и в своем мнении я не одинок. Многие представители науки и общественной жизни, мужчины и женщины, видят истоки рождения своих наиболее значимых идей в истории своей личной и профессиональной жизни. Эволюция терапевтического и теоретического направлений в моих исследованиях, о чем писал выше Д. Рапапорт и что подтверждалось результатами моих клинических исследований, изложенными ниже, убедила меня в необходимости разработки концепции идентичности – как и незабываемые события 1960-х (в 1963 году я преподавал в колледже), которые явились историческим обострением проблем идентичности у молодежи.

В переиздаваемом сборнике основное внимание сосредоточено на фундаментальном вопросе – месте психосоциальной идентичности в логике развития жизненного цикла человека. Здесь этот вопрос звучит так, как я понимал его в 1940-х и 1950-х годах.

1. Развитие эго и исторические изменения [1]

Клинические заметки

Люди, принадлежащие к одному этническому ареалу, одной исторической эпохе и экономической сфере, ведомы общими образами добра и зла. В своем бесконечном разнообразии эти образы отражают скрытую от глаз сущность исторических изменений; однако в форме современных им социальных моделей и убедительных прототипов эти образы приобретают решающую конкретность в развитии эго каждого индивидуума. В психоанализе психология эго не получила достаточной теоретической определенности. С другой стороны, историки продолжают игнорировать те простые факты, что все индивидуумы рождены матерями; что каждый из нас когда-то был ребенком; что все люди и народы вышли из своих детских; что путь развития индивидуума в обществе – это путь от колыбели к родительству.

Лишь объединившись, психоанализ с социальной наукой способны последовательно соотнести стадии жизненного цикла с историей общества. Этим вопросам посвящен настоящий сборник клинических записок, в котором представлены проблемы, примеры и теоретические соображения относительно того, в какой связи находится эго ребенка с современными ему историческими моделями.

Групповая идентичность и эго-идентичность

1

Оригинальные формулировки Фрейда, относящиеся к эго и его взаимоотношениям с обществом, лежали в русле общей линии его аналитической аргументации и социологических представлений эпохи. Тот факт, что Фрейд в своих первых работах по групповой психологии цитирует постреволюционного социолога Лебона, наложил свой отпечаток на последующие изыскания в области психоанализа толпы. Фрейд признавал, что «массы» Лебона являются обществом низкоинтеллектуальных и отказавшихся от собственной воли людей, наслаждающихся анархией в наступивший промежуток между двумя историческими эпохами и ведомых лидером как в своих наилучших, так и наихудших проявлениях. Такие массы существуют; определение не потеряло своей силы. Однако между данными социологическими наблюдениями и материалом, полученным при помощи психоаналитического метода, существует некий разрыв, а именно индивидуальная история, реконструируемая по эпизодам переноса и контрпереноса в ситуации наедине с терапевтом. Данный методологический разрыв привел в психоанализе к искусственному разделению объектов на «индивидуума-внутри-семьи» (или в окружении его семейных моделей, проецируемых на «внешний мир») и «индивидуума-в-массе», погруженного в не имеющую четких границ толпу[2]. Таким образом, к феномену и концепции социальной организации и ее влиянию на индивидуальное эго долгое время снисходительно относились как к неким «социальным факторам». В целом концепция эго была первоначально очерчена рамками уже существовавших и хорошо известных определений своих противоположностей – биологической идентичности и социологической «массы»: само же эго как индивидуальный центр организованного опыта и целеполагания оказывалось между молотом анархии примитивных инстинктов и наковальней беззакония коллективного духа. Можно сказать, что на место моральных координат бюргера, обозначенных Кантом как «звезды над головой» и «нравственный закон внутри», ранний Фрейд ставил внутреннюю идентичность и окружающую толпу, между которыми помещал объятое страхом эго.