Идентичность: юность и кризис

Это единственный случай, когда Фрейд использовал термин "идентичность" не просто мимоходом, а в очень существенном этническом смысле. И, как и следовало ожидать, он точно указывает на те стороны проблемы, которые я назвал зловещими и вместе с тем очень важными - тем более важными, чем "труднее они поддаются выражению словами". Ведь "сознание внутренней идентичности" у Фрейда включает в себя чувство горькой гордости, сохраненное его рассеянным и часто презираемым народом на протяжении долгой истории гонений. Оно коренится в особом (в данном случае интеллектуальном) даре, который успешно преодолел ограничение его возможностей со стороны враждебного окружения. В то же время

30

Фрейд противопоставляет позитивную идентичность бесстрашной свободы мыслить негативной черте "народов, среди которых мы, евреи, живем", а именно "предрассудкам, ограничивающим интеллект других людей". И тогда мы понимаем, что ^идентичность человека или группы может быть соотнесена с идентичностью другого или других и что гордость за сильную идентичность может свидетельствовать о внутренней свободе от более влиятельной групповой идентичности, например идентичности "сплоченного большинства"^ В утверждении, что те же исторические обстоятельства, которые ограничили интеллектуальную свободу предвзятого большинства, интеллектуально укрепили изолированное меньшинство, слышится беспредельное торжество. Ко всему этому мы вернемся при обсуждении национальных отношений4.

А Фрейд идет дальше. Он мимоходом признает, что должен был "подавлять в себе склонность к национальной гордости", характерную для "народов, среди которых мы, евреи, живем". Здесь, как и в случае с Джеймсом, только анализ гордости молодого Фрейда показал бы, как он пожертвовал другими устремлениями ради применения методов естественных наук к изучению психологических "факторов достоинства". Кстати, именно в снах Фрейда прекрасно отразились подавленные (или, как бы назвал их Джеймс, "отброшенные" или даже "уничтоженные") аспекты его "эго" - ведь наша "негативная идентичность" преследует нас по ночам5.

Эти два высказывания и биографии их авторов выявляют несколько параметров идентичности и в то же время позволяют объяснить, почему эта проблема столь всеобъемлюща и все же столь трудноуловима. Ведь(й*ы имеем Дело с процессом, "локализованным" в ядре индивидуальной, но также и общественной культуры, с процессом, который в действительности устанавливает идентичность этих двух идентичноетеJQ Если сейчас остановиться и перечислить несколько минимальных усдозий постижения сложного феномена идентичности, стоит начать со следующего (и давайте сделаем это не спеша): с точки зрения психологии формирование идентичности предполагает про-

31

цесс одновременного отражения и наблюдения, процесс, протекающий на всех уровнях психической деятельности, посредством которого индивид оценивает себя с точки зрения того, как другие, по его мнению, оценивают его в сравнении с собой и в рамках значимой для них типологии; в то же время он оценивает их суждения о нем с точки зрения того, как он воспринимает себя в сравнении с ними и с типами, значимыми для него. К счастью, этот процесс протекает большей частью подсознательно - за исключением тех случаев, когда и внутренние условия и внешние обстоятельства усиливают болезненное или восторженное "сознание идентичности".

Далее, описанный процесс находится в постоянном изменении и развитии: в наиболее благоприятном варианте это процесс постоянной дифференциации, и он становится все более содержательным по мере того, как расширяется круг значимых для индивида лиц: от матери до всего человечества. Он начинается где-то во время первой "настоящей" "встречи" матери и ребенка - двух людей, познающих друг друга через прикосновение6, и не "кончается" до тех пор, пока в человеке не гаснет способность узнавать другого. Но, как уже указывалось, этот процесс в юности обычно претерпевает кризис, который во многом определяется предшествующими событиями и влияет на многие из последующих. И наконец, теперь мы видим, что, говоря об идентичности, нельзя отделить (как я пытался показать в "Молодом Лютере")?кризис идентичности" отдельного человека от современных ему исторических кризисов, поскольку они помогают понять друг друга и действительно взаимосвязаны. В сущности, взаимосвязь между психологией и обществом, между развитием отдельного человека и историей, по отношению к которой формирование идентичности играет роль прототипа^ может быть осмыслена только как род психологической относительности. Здесь важно следующее: безусловно, просто поочередно исполняемые "роли", обыкновенные неловкие "внешние проявления" или напряженные "позы" не составляют сути, хотя могут стать доминирующими аспектами того, что сегодня называют "поисками идентичности". Ввиду всего этого было бы явно неправильно переносить на изучаемое нами некоторые термины индивидуальной и социальной психологии, часто применяемые к

32