Идентичность: юность и кризис

Соперники "самостей" - это "другие", с которыми "я" все время сравнивает свои "самости" - кто из них лучше, а кто хуже. Поэтому я бы поддержал предположение Хейнца Хартмана о том, что психоаналитикам следует перестать употреблять слово "эго", когда они имеют в виду "самость" как объект "я" и, например, говорят об идеальной "самости", а не об "эго-идеале" как образе того, на что наша "самость" должна быть похожа, чтобы нам понравиться, а также не говорить о "самоидентичности", когда речь идет об "эго-идентичности", постольку поскольку "я" постигает свои "самости" как продолженные во времени и единообразные по сути. Ибо, если "я" восхищается образом своей телесной "самости" (как делал Нарцисс), оно влюблено не в свое "эго" (так как в противном случае Нарцисс мог бы сохранить душевный покой), но в одну из своих "самостей" - отраженную телесную "самость", которая постигалась аутоэротизирован-ными глазами.

Только после того, как мы отделили "я" и "самости" от "эго", спросим: можно ли оставить за "эго" ту роль, которую ему приписывали с тех времен, когда в самом начале научной жизни Фрейда этот термин пришел из неврологии в психиатрию и психологию: роль внутреннего "агента", гарантирующего наше непрерывное существование посредством постоянного отбора и синтеза всех впечатлений, эмоций, воспоминаний, импульсов, которые пы-

228

таются войти в наше мышление и требуют нашего действия и которые разорвали бы нас на части, если бы не были отсортированы и управляемы постепенно развивающейся и очень бдительной системой отбора.

Следует быть по-настоящему решительным и сказать, что "я" полностью сознательно и что мы действительно осознаем постольку, поскольку можем сказать "я" и именно это "я" иметь в виду. (Пьяный скажет "я", но его глаза опровергнут это, и позже он не вспомнит, о чем в пьяной уверенности говорил). "Самости" большей частью предсознательны. Последнее означает, что они могут стать сознательными, когда "я" сделает их таковыми и настолько, насколько "эго" согласится с этим. "Эго" бессознательно. Мы осознаем работу "эго", но никогда - само "эго". Пожертвовать хоть чем-нибудь в понятии бессознательного "эго", которое, управляя внутренним миром, делает для нас то (как сердце и мозг), что мы никогда не смогли бы "вычислить" или спланировать сознательно, - значило бы отказаться от психоанализа как инструмента, а также (выражаясь в духе последователей Фомы Аквинского) от красоты, которую только психоанализ может заставить нас увидеть. С другой стороны, игнорировать сознательное "я" в отношении к его существованию (как это делала психоаналитическая теория) - значит вычеркнуть ядро человеческого самосознания, способность к которому, в конце концов, делает возможным самоанализ.

Но кто или что является соперником "эго"? Во-первых, конечно, "ид" и "супер-эго" и, затем, - так гласит теория - "окружение". Первые два термина по-английски выглядят неуклюже - в английском не культивируется академически-мифическое великолепие немецкого, где "das Es" или "das Ueber-Ich" всегда не что-то существующее объективно, подобно вещи, но нечто, данное сверхъестественно и изначально. Общая задача "эго" в простейшем выражении - преобразовывать пассивное в активное, превращать навязанное соперниками в желаемое. Это верно на внутреннем рубеже, где то, что испытывается как "ид", должно стать привычным, даже прирученным и тем не менее максимально приятным; где то, что переживается как уничтожающее бремя сознания, должно стать сносным, даже "хорошим" сознанием. Это же многократно

229

было ясно продемонстрировано в процессе психоанализа, когда можно было видеть, как парализованное "эго" становилось пассивным или, точнее, лишенным активности в своих функциях - защитной и адаптивной. Все же "ид" и супер-эго" могут действительно быть союзниками "эго", что проявляется, например, в сексуальной распущенности и справедливом поступке.