Идентичность: юность и кризис

Регуляция взаимоотношений между взрослым и ребенком оборачивается теперь тяжелым испытанием. Если слишком ранний или слишком жесткий внешний контроль отнимает у ребенка возможность самому постепенно научиться произвольно, по своему выбору контролировать t отправления кишечника и других функций, то позже он окажется перед лицом двойного сопротивления и двойного поражения. Бессильный против своих собственных анальных инстинктов, часто пугающийся "урчания" своих собственных кишок, беспомощный во внешней жизни, ребенок будет вынужден искать удовлетворение и способы контроля либо посредством регрессии, либо посредством извращения прогрессивного развития. Иными словами, он вернется к более раннему оральному контролю; то есть или он будет сосать свой палец и станет вдвое требовательнее; или начнет вести себя враждебно и своевольно, используя свои фекалии (что впоследствии будет соответствовать грязным выражениям) в качестве агрессивного подкрепления; или же он будет без достаточных осно-. ваний претендовать на автономию, на действия без чьей-либо помощи.

Вследствие этого данная стадия становится решающей для установления соотношения между доброй волей и пол- ^ ным ненависти самоутверждением, между кооперативно-стью и своеволием, между самовыражением и компуль-сивным самоограничением или смиренной угодливостью. Чувство самоконтроля без потери самоуважения является онтогенетическим источником свободной воли. Неизбежно возникающее чувство потери самоконтроля и родительского внешнего контроля порождает устойчивую склонность к переживанию сомнения и стыда.

Для становления автономии необходимо выраженное развитие раннего чувства доверия. Ребенок должен прийти к уверенности в том, что его вера в себя и в мир не будет подвергнута опасности из-за его горячего желания

119

иметь право на собственный выбор, на требовательное приобретение или на упорное избавление от чего-то.

Только твердость родителей может уберечь ребенка от последствий того, что он пока еще не научился быть достаточно проницательным и осмотрительным.

Окружающая ребенка действительность должна также поддерживать его в стремлении "стоять на своих собственных ногах" и в то же время защищать его от впервые теперь возникающей пары отчужденностей, а именно: чувства глупого и незрелогр саморазоблачения, которое мы называем стыдом, и того вторичного и "удвоенного" недоверия, которое мы называем сомнением - сомнением в себе и сомнением в твердости и проницательности своих учителей.

Стыд представляет собой инфантильную эмоцию, явно недостаточно изученную из-за того, что в нашей цивилизации она так рано и так легко поглощается виной. Стыд предполагает осознание того, что некто полностью разоблачен, раскрыт, что на него смотрят, - одним словом, самосознание. Некто виден, но не готов к тому, чтобы быть видимым; вот почему в снах о стыде на нас смотрят тогда, когда мы не полностью одеты, в ночной рубашке, "со спущенными штанами". Стыд рано начинает выражаться в том, что ребенок закрывает лицо или здесь же падает на землю. Некоторые примитивные люди широко используют воспитательный метод "пристыдить", деструктивный характер которого во многих цивилизациях уравновешивается выработанными способами "сохранить свое лицо". Пристыжение эксплуатирует растущее чувство своей малости, которое парадоксальным образом увеличивается по мере того, как ребенок встает на ноги и его сознание позволяет ему замечать относительную меру собственной величины и силы.

Если ребенка слишком много стыдят, это приводит к возникновению у него не чувства пристойности, а тайного стремления постараться убраться вон со всем тем, что имеешь, пока тебя не видят, если, конечно, результатом не окажется нарочитое бесстыдство. Есть выразительная американская баллада, в которой убийца, которого должны повесить на виселице на глазах у общины, вместо того, чтобы испытывать смертельный страх или тотальный стыд, начинает бранить наблюдающих за казнью, закан-

120

чивая каждый пассаж ругани словами "Бог проклинает ваши глаза". Многие маленькие дети, когда их бесконечно стыдят, могут похоже выражать свой вызов окружающим (не владея, конечно, ни такой смелостью, ни такими словами). Этим страшноватым сопоставлением я хочу показать, что есть индивидуальные пределы терпения и у ребенка, и у взрослого перед лицом требований, которые * заставляют их считать себя - свое тело, свои нужды, свои желания - чем-то злостным и грязным и верить в непогрешимость тех, кто выдвигает все эти требования. В некоторых случаях ребенок может все поставить вверх дном, втайне стать забывчивым, безразличным к мнению окружающих и рассматривать как зло только тот факт, что они существуют: его время придет, когда либо они уйдут, либо он сам сможет их покинуть.