Идентификация

– Да? Может, лучше наплести, что ты пытался меня раздеть на заднем сиденье машины?

Он пожал плечами:

– Ну, если она настолько любопытна…

Я засмеялась и быстро поцеловала его в губы. Мне никогда не научиться плавать. Не только из-за животного страха, с которым я теперь живу, но еще и потому, что в детстве плавать учился мой брат, а я ходила на балет. И чем дальше, тем сильнее боюсь заходить в воду. Жаль, что я не училась вместе с Брэйди, – быть может, смогла бы его спасти.

Я отодвинулась от Джеймса и сразу погрустнела.

– Спокойной ночи, Слоун, – прошептал он.

Я кивнула, уже скучая по нему, и выбралась из машины.

– Почему это Джеймс без рубашки? – первым делом спросила мать. Я широко улыбнулась.

– Он меня плавать учил, – отозвалась я, поднимаясь на крыльцо и глядя себе под ноги.

– А, ну, это дело, – уступила мать. – Но вообще-то, дочка, я волнуюсь. Звонили из школы, сказали, что ты отпросилась на психотерапию, но когда ты не вернулась домой вовремя…

Мне хотелось, чтобы она от меня отстала – Программа с нас и так глаз не спускает. Меня подмывало крикнуть, что я не выдержу такого давления. Однако резкость только ухудшит дело, поэтому я весело улыбалась.

– Прости, что я не позвонила, – отозвалась я. – После терапии меня встретил Джеймс, и мы решили поехать на реку. Такой прекрасный денек!

Мать посмотрела в небо, будто проверяя погоду, и снисходительно потрепала меня по плечу.

– Ты права, – согласилась она. – Тебе надо развлекаться. Это очень хорошо – быть счастливой. – Она помрачнела. – Просто когда твой брат… Что, если ты… – Голос пресекся, и она не договорила.

– Все будет хорошо, – заученно сказала я. Столько раз я говорила матери эти слова – и столько раз слышала их от Джеймса… – Все будет просто замечательно.

На этом я открыла дверь и вошла в дом.

Глава 4

– Ну что, как школа? – спросил отец, когда я пригвоздила вилкой к тарелке свиную отбивную. Я посмотрела на него, давно усвоив порядок разговоров за ужином. У родителей измученные лица. Отец и мать смотрят на меня так, будто я их последняя надежда.

– Хорошо.

Мать улыбнулась, ободряюще глядя на отца. Обычно после этого разговор сворачивает на последние новости: на северо-западе самый высокий уровень самоубийств в стране – может, виной тому дождливый климат? Волна подростковых самоубийств захлестнула другие страны, там пристально изучают полезный опыт с целью внедрения Программы. А на закуску моя любимая тема: очередной ученый или врач заявляет, что лекарство найдено – фармацевтические компании, потерявшие огромные деньги после запрета антидепрессантов, никак не успокоятся.

Но сегодня я слишком подавлена, чтобы играть роль и поддерживать разговор. Возвращение Лейси, выпотрошенной, с промытыми мозгами, заставляет ненавидеть жизнь и еще больше скучать по подруге.

До знакомства с Миллером Лейси гуляла со всякой швалью, говоря, что плохие парни – ее любимый аромат. Как правило, они были старше, Программа им не грозила. Помню одного из них, Дрейка. Ему было двадцать, и он ездил на «Камаро», а нам было по шестнадцать. Лейси однажды пришла ко мне домой в темных очках, и мы быстро поднялись в мою комнату, пока мать ее не заметила. Лейси сняла очки, показав синяк под глазом и руку в ссадинах до самого плеча, и призналась, что Дрейк вытолкнул ее из машины на полной скорости.

Вспоминая, как она плакала, боясь, что узнают родители, я гадаю, что еще утаивала Лейси, хорошо ли я ее на самом деле знала. Синяк и царапины было не скрыть, поэтому мы сделали вид, что Лейси упала с нашего крыльца. Я позвала родителей посмотреть, как она ушиблась. Состряпали алиби, так сказать. О Дрейке Лейси больше никому не рассказывала, но я сказала Джеймсу, и он здорово его отделал.

Я солгала ради Лейси и обманывала себя, когда она заболела. Может, будь я хорошей подругой, она бы не попала в Программу. Может, мы все больны?

– Слоун, ты ничего не ешь, – голос матери отвлек меня от мыслей. – У тебя все в порядке?

Вздрогнув, я подняла взгляд.

– Лейси вернулась, – сказала я дрогнувшим голосом. В папиных глазах мелькнула тревога. На секунду мне показалось, что родители все понимают и им можно сказать правду о Программе, превращающей людей в пустые оболочки.

– Что-то скоро, – без всякой радости отметила мать. – Посмотрим, посмотрим.

Сдержавшись, я уставилась в тарелку на заколотую у самой кости свиную отбивную, истекавшую яблочным соусом.

– Отчего же, шесть недель прошло, – пробормотала я.

– Вот и я говорю, – согласилась мать. – Мы и глазом моргнуть не успели.

Я напомнила себе, как Программа обрабатывает родителей: еженедельные группы поддержки для тех, чьи дети покончили с собой, возможность воспользоваться новейшими методами лечения. Программа научилась добираться до нас и дома. Она найдет где угодно.

– Как она выглядит? – спросила мать. – Ты видела ее в Центре здоровья?

Я глубоко вонзила ногти в обтянутое джинсами бедро.

– Да, – солгала я. – Она снова блондинка. Она… совершенно другая.

– Готова поспорить, так ей гораздо лучше, – возразила мать. – Вылеченные всегда выглядят такими здоровыми, да, Дон?