Идентификация и инсценировка

Поэтому культурное развитие в России носило на первых порах внешний, игровой характер. Игровой в том смысле, что правила игры, содержащиеся в той или иной культурной форме, хотя и воспринимались индивидом как некая целостность, но не отождествлялись им с правилами самой жизни. Игра могла быть интересной или неинтересной, но не являлась обязательной. В нее можно было играть, а можно было и не играть - пока не были усвоены содержащиеся в той или иной культурной форме теоретический образ мира и моральная доктрина, пока знакомство с ней ограничивалось освоением ее внешних знаков, в ней самой невозможно было найти доказательств ее обязательности. Следствием этого был крайне нестабильный характер развертывания культурных форм, скорый распад многочисленных, разнообразных, то и дело возникающих групп и образований. Со стороны индивидов попытки идентификации с той или иной культурной формой осуществлялись по методу проб и ошибок. Частым был переход из одной группы в другую. Так же обстояло дело и в политике; многочисленные возникавшие в тот период так называемые политические партии имели на самом деле не политический, а культурный характер. Воспроизводились внешние атрибуты демократической партийной политики: имидж лидеров, политический жаргон, совещания президиумов и фракций, выступления на митингах, встречи с зарубежными политиками и т. п. При этом программные документы большинства партий, присваивавших себе названия типа "социал-демократическая", "христианско-демократическая", "либерально-демократическая", по существу не отличались друг от друга и имели некий расплывчатый общедемократический характер. Эти партии не представляли никаких социальных интересов, наоборот, они были объединениями людей, собравшихся вместе в поисках идентификации, то есть mutatis mutandis - в поисках собственного интереса. Неосвоенность идеологических доктрин, идентификация только на уровне внешних проявлений той или иной политической формы делали возможной частую переориентацию лидеров, смену ими политического курса или вообще партийную реидентификацию. Здесь происходил тот же поиск путем проб и ошибок.

Второй - и решающий - этап культурной инсценировки - усвоение некоего теоретического ядра и выработка соответствующего морально-эмоционального настроя.

С усвоением теории идентификация закрепляется на рациональном уровне, индивид обретает понимание своего места в мире и, соответственно, своего вновь обретенного интереса в мире и научается его рационально обосновывать. С выработкой морально-эмоционального настроя, соответствующего культурной форме, с которой он себя идентифицировал, процесс инсценирования по сути завершается. Дальше это уже не инсценировка, не поиск себя и своего мира, а настоящая жизнь в ее объективной реальности и необходимости.

Теорию здесь не следует понимать в смысле научной теории (хотя она и может быть таковой или же претендовать на статус научной). Обычно это некоторая совокупность высказываний, или даже просто носящих характер предрассудков представлений о человеке, о мире или о какой-то его части, которые могут даже не быть выраженными прямо в систематической форме. В социальной феноменологии они именуются повседневными теориями. Они имеют эмпирический референт и могут быть верифицированы, хотя и на свой особенный манер. Отбор эмпирических фактов носит селективный характер, теория считается истинной, если имеются соответствующие ей факты, фальсифицированная теория не элиминируется, но продолжает считаться истинной, более того, она даже не релятивизируется. Взять, к примеру, "теорию" российского антисемитизма. Она состоит из нескольких положений, касающихся особой сплоченности евреев как национальной группы, их особенной склонности к торговле и финансовой деятельности, высокоразвитой традиции внутригрупповой взаимопомощи, полной аморальности по отношению ко всем прочим, то есть неевреям, и, главное, их изначальной ненависти к русским и стремления уничтожить Россию и русский народ. Отбор фактов, подтверждающих теорию, носит селективный характер; то, что первое советское правительство в 1917 г. состояло на 80% из евреев, трактуется как доказательство теории и позволяет считать Октябрьскую революцию еврейским заговором против России. Оставшиеся 20% в расчет не принимаются. Тот очевидный факт, что существуют евреи, не имеющие ни одного из приписываемых им качеств (факт, по существу фальсифицирующий теорию), не отрицается: каждый антисемит готов признать, что есть "хорошие евреи", но это не колеблет его теоретических убеждений.