Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

«Если говорить о литературоведческом выражении этого космополитизма, то надо признать, что выражением его в литературоведении является методология и теория Веселовского и его школы компаративизма.

По сути своей теория и школа Веселовского космополитичны, потому что он исходит из представления о литературе, как абстрактном носителе идей, рождающихся не на национальной почве, а где-то в межнациональном пространстве. Эта теория космополитична, потому что не социальная практика, не классовые особенности, не историческая конкретность, с точки зрения этой школы, являются почвой для возникновения народного творчества, не книжная литература, а международное общение, где национальные особенности и национальные традиции совершенно стираются и вытравливаются.

Надо сказать, что школа Веселовского была бы покрыта пылью и сдана в архив историко-литературных знаний, если бы в конце 30-х гг. не были предпринимаемы очень широкие и энергичные шаги для гальванизации этой школы. Создана была легенда о Веселовском, о том, что он органически связан с революционными демократами. Должен сказать, что немалую роль в создании этой легенды сыграл М. К. Азадовский. Была создана легенда о том, что Веселовский чуть ли ни стихийный марксист, что он без пяти минут марксист, что учиться у него нужно и нашему поколению, что он стоит у колыбели нашего литературоведения, и преклонение перед Веселовским было так велико, что даже Г. А. Гуковский, который сам заявил, что не так много читал Веселовского, счел необходимым заявить, что Веселовский – основоположник нашего литературоведения»[197].

«В. А. ДЕСНИЦКИЙ. Я начинаю первым покаяние. Всякое покаяние трудно, но в нем есть и хорошая сторона, потому что оно дает облегчение. Раньше я не мог выступить. Все мое участие в этой дискуссии – статья, появившаяся в 1938 г. Хотя, судя по печати, кой у кого должно было получиться впечатление, что статья написана чуть ли не теперь. Статья, как сказал Л. А. Плоткин, раскритикована. Но вот что в результате случилось: я, пожалуй, чуть ли не впервые в своей жизни оказался в очень почтенной компании академической, самой высшей марки учености, попал в компанию с Шишмаревым, Жирмунским и tutti quanti, и у меня возникает вопрос: правильно ли это и нужно ли это было меня раскритиковывать именно так? Хотя это может быть утомительно, и многим знакомо, но я позволю себе несколько мест прочитать из этой моей статьи по вопросу о Веселовском…»[198]

Завершал он свое выступление словами: