Собственно, на этом кончается перечень доступных нам материалов о проверках органами КГБ и прокуратуры событий, связанных с Константином и Светланой Азадовскими. Предполагаем, что отдельные материалы этих проверок, как и показания сотрудников госбезопасности, до сих пор сохраняются в первом экземпляре проверочных дел.
А что же оперативные дела «Азефа», «Берита», «Рахманинова», «Юнги»? Какова их судьба? Они были, как мы помним, своевременно уничтожены в 1990 году…
Завершая этот раздел нашего повествования, мы хотели бы вспомнить четыре строки Николая Заболоцкого из стихотворения «Противостояние Марса»:
Глава 19
Последствия разоблачения
Итак, «архивы открыли свои тайны». Это обстоятельство даже сейчас воспринимается как большая и неожиданная удача, а в 1994 году было просто сенсацией. И произошло это «открытие», конечно, не с ведома бывшего КГБ. Вообще, как мы уже заметили, председатель КГБ В.А. Крючков, будучи человеком проницательным и осторожным, постоянно заботился о сохранности архивов своего ведомства, и особенно – в «эпоху перемен». Результатом его предусмотрительности стало уничтожение значительной части архивного фонда КГБ. Как писал пришедший на его место В.В. Бакатин, «печи после сожжения проверены». Вместе с делами рядовых и никому не известных советских поднадзорных были уничтожены в огне, например, 550 (пятьсот пятьдесят!) томов, содержащих материалы оперативной разработки по академику А.Д. Сахарову.
Агентурные дела являются, конечно, важнейшим источником, особенно для установления фактов наблюдения госбезопасности за одними гражданами и сотрудничества с госбезопасностью всех остальных (хотя иногда один и тот же гражданин мог выступать в двух ипостасях одновременно). Но архивы КГБ хранят и безбрежное море других документов; среди них немало исторических свидетельств первостепенной важности. После событий августа 1991 года КГБ начал приоткрывать завесу тайны над той частью своих архивов, что не успела стать добычей пламени; впрочем, это длилось совсем недолго. Вот что сообщает В.А. Крючков в книге воспоминаний, вчерне набросанной им в камере «Матросской тишины»: