Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

В общем, несмотря на внушительный объем уголовного дела, Азадовский не нашел в нем ни единого документа, который характеризовал бы его положительно.

Зато как минимум три представленных в уголовном деле документа серьезным образом доказывали вину Азадовского. Нет, не как подсудимого по 224-й статье – в этом случае кроме «обнаруженных» среди книг пакетика, «крупиц» в карманах дубленки, а также результатов экспертизы вещества никаких прямых улик следствие так и не нашло. Вина его была куда более тяжкой, и народный суд не имел внутреннего права вынести ему иной приговор, кроме обвинительного. Перед судом, как свидетельствовали документы уголовного дела, должен был предстать прежде всего человек аморальный, которому нет места в социалистическом обществе.

И само уголовное дело, возбужденное по чисто уголовной статье, было настолько насыщено материалами в духе 70-й или 190-1 статей УК РСФСР, что оно уже естественным образом смещалось в область морали и даже идеологии. И в результате дело Азадовского оказалось типичным образцом уголовного дела с «политическим» уклоном, подтверждая характеристику, данную В. Буковским:

Ведь политическое следствие не преступление распутывает, а прежде всего собирает компрометирующий материал. Оно обязано выяснить, почему гражданин Н, внешне вполне советский, выросший в советской семье, воспитанный советской школой, вдруг оказался таким несоветским.

Предварительное следствие по делу Азадовского с такой задачей успешно справилось, и уже не было важно, сколь незыблемы доказательства непосредственного обвинения, потому как следствие доказало более существенные факты – моральную ущербность, червоточину самой личности обвиняемого, его чуждость нашему образу жизни, его неприемлемость для советского общества. И не имело особенного значения, какое ему предъявлено конкретное обвинение – хранение ли наркотиков, спекуляция или тунеядство…

Приговор за само уголовное преступление всегда оказывался в такого рода делах чистой формальностью. Ознакомившись с характеристикой и иными документами, характеризующими «личность», суд всегда вынужден был принять единственно правильное решение, дабы оградить советское общество от влияния «отщепенца».

Глава 5 По когтям узнаю льва

Азадовский и сразу после обыска, и в процессе ознакомления с делом все больше убеждался в том, что следствие по делу ведет не милиция. То есть формально оно велось в Куйбышевском районном УВД, да и находился обвиняемый не на Шпалерной, а в Крестах; но то, что за него серьезнейшим образом взялась более могущественная инстанция, – это он сознавал все более определенно.

Присутствие КГБ в общественной жизни страны было в те годы настолько всепроникающим, а его действия настолько устрашающими, что, даже если бы КГБ никакого отношения к делу не имел, все равно окружающие усматривали бы во всем именно КГБ – таково было реноме этой структуры, умышленно создаваемое в ее недрах и помноженное на психологию советского человека. Ситуация с Азадовским – не исключение. И довольно важно понять, имел ли Азадовский основания предполагать, что решающую роль в его судьбе взяли на себя в конце 1980 года именно карательные органы. Ведь, в конце концов, это дело могло восприниматься как обычная мелкая уголовщина вкупе с распространенной в интеллигентской среде манией преследования.

Следы в уголовном деле

Безусловно, в тех случаях, когда КГБ имел скрытое отношение к тому или иному уголовному делу, его присутствие, как правило, оставалось под спудом. Безусловно и то, что эта спецслужба, самая могущественная в стране, нет-нет да влезала в дела других силовых ведомств, в том числе и в процессы следствия МВД. Доказать такие факты впоследствии было невозможно ввиду полного отсутствия в уголовном деле каких бы то ни было следов КГБ.

Причем даже в те дела, которые велись по статьям, подведомственным КГБ СССР, и расследовались самим Комитетом, а не милицией или прокуратурой, оперативные материалы КГБ никогда не попадали. В секретной многостраничной «Инструкции по учету в органах КГБ при СМ СССР уголовных дел и лиц, привлеченных по ним к уголовной ответственности», утвержденной Ю. Андроповым 9 августа 1977 года, есть единственный пункт, который во всем тексте выделен жирным шрифтом: