Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

Впрочем, были в тот день еще возгласы. Запомнились присутствующим как минимум два. Первый – когда общественный обвинитель В.И. Шистко, представлявший Мухинское училище, с пафосом завершил свою речь восклицанием: «Дайте ему побольше! Я прошу уважаемый суд: дайте ему побольше!»

Второе – когда уже после оглашения приговора Азадовского выводили через толпу, он успел выкрикнуть: «Позаботьтесь о маме!»

Еще раз о записке

Итак, на суде появилась та самая записка Светлане, которую Азадовский отправил из камеры через Розенберга. Появление ее было неожиданным и возымело запланированный эффект. Это был в некоторой степени триумф стороны обвинения, особенно тот момент, когда прокурор оглашал текст и попросил приобщить записку к материалам уголовного дела.

Предварялось это чтением рапорта тюремной охраны Крестов об обнаружении во внутреннем прогулочном следственного изолятора некой записки, которая и была затем приобщена к уголовному делу.

Азадовский же, когда прокурор объявил о новой улике, сразу понял, о чем идет речь. Та самая записка!.. Впрочем, если читать эту записку непредвзято и учитывать породившие ее обстоятельства, то найти в ней доказательства вины Азадовского невозможно. Но поскольку на суде не было озвучено заявление, написанное Азадовским в день закрытия уголовного дела (оно нами приводилось выше), то прокурор, естественно, трактовал эту записку как способ давления на Светлану: вот, мол, ясно, что подсудимый пытается переложить на сожительницу всю вину за содеянное и тем самым уйти от ответственности. На фоне остальных «доказательств» в уголовном деле записка не слишком выделялась и вполне укладывалась в стилистику следствия, которое вел лейтенант Каменко: ни одной прямой улики.

Несмотря на это, Азадовский был расстроен и даже подавлен. Как же могло случиться, что он, сорокалетний ученый с четырьмя иностранными языками и двумя высшими образованиями, так запутался и попался как школьник! И винить уже было некого, разве что самого себя. Фима Розенберг оказался «наседкой».

Несколько лет спустя Азадовский опять увидит своего даровитого сокамерника. Можно точно назвать дату этой поистине знаменательной встречи – 19 февраля 1985 года. В этот день Центральное телевидение выпустило в эфир документальный фильм «Заговор против Страны Советов» (режиссер Е. Вермишева), направленный против инакомыслия, насаждаемого иностранными разведслужбами.

Этом фильм был сделан – именно «сделан», а не снят, в 1984 году Центральной студией документальных фильмов (Москва). Он представляет собой эталон грязно-пропагандистского жанра под вывеской «документального»: в фильме специально перемешаны политические преступники новой эпохи – диссиденты перемежаются с полицаями, карателями, предателями времен Великой Отечественной войны. По такой логике любой нынешний диссидент неизбежно оказывается изменником Родины и, соответственно, должен быть заклеймен как пособник фашизма. Эта беспроигрышная и эффективная метода, основанная на подмене понятий – вечная, она может использоваться, с небольшими коррективами, для борьбы с инакомыслием в любой момент истории.

Вводное слово перед демонстрацией киноленты держал политический обозреватель Генрих Боровик, известный журналист и борец с сионизмом и буржуазной пропагандой. Он говорил о «прихвостнях ЦРУ», показанных в фильме, а также изложил четкую политическую программу и объяснил, с чем должно ассоциироваться у рядового советского гражданина понятие «диссидент». Его рассуждение достойно быть процитированным:

Всякое диссидентство, какими бы благородными фразами оно ни прикрывалось, заканчивается одним: услужением Центральному разведывательному управлению, а значит, союзом с нацистами, с сионистами, с бывшими полицаями и прочим человеческим отребьем.

Именно в этом фильме Азадовский увидел своего бывшего сокамерника – бойкого, холеного Вадима Розенберга. Авторы фильма представили его как «некоего Розенберга» – двурушника, который служил распорядителем «так называемого фонда Солженицына», главная задача которого заключалась якобы в том, чтобы под видом перевода денег «узникам совести» «закупать грязные души» в СССР.

«Некто Розенберг», как и все интервьюируемые в этом фильме «отщепенцы», в том числе и «идеологические диверсанты» Валерий Репин и Лев Волохонский, говорили вынужденно, но риторика остальных по сравнению с Розенбергом была совершенно иной. Розенберг оказался поистине находкой создателей киноленты – он был убедителен и отвратителен одновременно. Вот что он говорит, например, о работе Русского общественного фонда помощи политзаключенным и их семьям, основанного А. Солженицыным в 1974 году: