Иди через темный лес. Вслед за змеями

Марья резко обернулась к нему, распахнув рот, чтоб потребовать уточнений, но в глазах снова потемнело, и она схватилась за дверной косяк, чтобы устоять на ногах. Финист заботливо довел ее до кровати и усадил на покрывало, и Марья тут же вцепилась пальцами в жесткие кисти.

– Что мы теперь будем делать? – едва слышно произнесла она, пока зрение медленно прояснялось.

– Мы? Ты будешь лечиться и набираться сил, моя дорогая. Пока с тебя и этого хватит.

Медленные шаги, тихий скрип аккуратно прикрытой двери, скрежет ключа. Марья дернулась, как будто ее ущипнули, – он запер ее.

Он ей больше не доверял.

* * *

Тень сокола скользила по серебристой траве, то уменьшаясь в точку, то падая на дорогу огромным пятном. Ветер прижимал траву к земле, и бескрайнее поле обращалось рябой гладью воды, по которой шли двое. Небо над ними сияло болезненной синевой, в которой терялись глубокие трещины.

– Хватит. – Старик остановился, медленно осел на землю. Птичья тень замерла у правой его руки крохотной точкой.

Его длиннокосый спутник подхватил старика под локоть, помог устроиться поудобнее, внимательно и тревожно вглядываясь в лицо.

– Все в порядке, Андар. – Старик благодарно улыбнулся, сжал тонкие пальцы юноши. – Не бойся за меня, это всего лишь усталость.

Дороги духов были короче, гораздо короче обыденных путей, а сил отнимали несоизмеримо больше – как и все, чего касались духи. Но время утекало – неслось из рук стремительным потоком, грохочущим водопадом, и некогда было даже оглянуться, даже задуматься об отдыхе, и сам отдых был преступлением. Но как объяснить это старческим ногам, слабым и непослушным, как объяснить это сердцу, что заходилось в неровной чечетке каждый раз, когда он игнорировал усталость?

Старик, что еще не заслужил права звать себя шаманом, запрокинул голову и долго вглядывался в сеть трещин на небе, в хищную темноту за ними, полную зелени, гнили и смерти. Он смотрел, и в груди рос и креп страх перед мертвым лесом, сквозь который он прошел однажды. И он никому бы не пожелал проделать такой путь. И в этом страхе, в этой решимости он черпал силы.

Ну, или хотя бы упрямство.

– Идем, друг мой, идем. – Старик обернулся к молчаливому спутнику: – Не хмурься так – времени у нас мало, нужно спешить. Мы и так опоздали.

Если бы он окреп раньше, он нашел бы сестру до того, как она утратила последние капли человечности. Если б он искал ее быстрее, он, возможно, успел бы ее спасти. Сейчас же осталось только смириться и попрощаться.

Если сумеет снова выманить ее с путей, которые и духам недоступны.

Андар подхватил его под локоть, принимая на себя почти весь вес спутника. Он бы и на руки взял, да только его ногам не давалась тропа духов – так и остался бы кругами по серебристой траве блуждать. Тень сокола потекла впереди, идеально черная и безмолвная.

Старик вскинул руку, словно подзывая птицу, но тень не стала ближе. Чужая тоска по небу, ухваченная в последний момент, рвалась к своему хозяину и указывала ловцам путь, иглою пронизывая реальность за реальностью, словно тончайшую ткань.

– А стоит ли тебя ему возвращать? Глупый сокол только успокоился, и вот опять места себе не станет находить…

Андар не ответил, только смотрел все так же – с терпением и тревогой. Сколько бы личин он ни менял, какие бы маски старик на него ни надевал, произнести Андар мог только те слова, что старик сам прежде вложил в его рот.

Когда на горизонте встали низкие лесистые горы, зеленые, с едва виднеющимися каменными верхушками, птичья тень заволновалась, заложила широкий круг и полетела почти над самой землей. В ложбине между двух гор, у русла пересохшей реки рваными ранами на золотистом песчаном теле темнели провалы – заброшенные, забытые спуски в шахту.

И тень канула в один из них.

– Что ж, – старик снова запрокинул голову, словно прощаясь с израненным небом, – этого и следовало ожидать. Где же еще искать ей пристанища?

Он успел ее рассмотреть, и он успел ее узнать – когда она ринулась за приманкой в самые сети, легко разорвав их и даже не заметив. К стыду своему, он так и не смог убить ее – хотя бы атаковать, обрушить все силы, что щедро вложили в его ладони духи. Он звал, хотел поговорить, проститься и испросить прощения – но та, кого он называл сестрой, не видела и не слышала его.

Потому что спала.

А в ее теле разгуливало совсем другое существо, и убить его было куда как непросто.

Старик старался не думать о случившемся как о поражении – скорее как о разведке. Он узнал достаточно о своем враге, узнал о его договоре, даже имя узнал, хоть помочь это и не могло.

О девочке, едва не ставшей жертвой, он старался не думать.

Иначе слишком гадко становилось думать о себе.

8 Kогда наступает вечер