Иди через темный лес. Вслед за змеями

Это всего лишь игра света и тени на туманной дороге, убедила себя я.

– Мы заберем флейту, – решительно сказала я в спину охотнику и подала руку волку, помогая ему встать. – Может, души действительно найдут друг друга.

– Мне не нравится эта идея! – мрачно отрезал охотник, но спорить не стал. Понимал, что это бесполезно.

Впереди действительно угадывался блеклый огонек, вот только вряд ли это был сад жар-птицы: холодное мертвенное свечение больше походило на болотное пламя. Я поежилась, вспомнив другой лес со скелетами и красными цветами и бесконечное болото с черной вонючей водой.

Идти вперед не хотелось.

Теперь замыкал цепочку шаман, постоянно тихо наигрывающий на флейте. За ним с шелестом переплетались ветви деревьев, разрастался терновник. Музыка была совсем не слышна, и видения больше не накатывали: что бы ни хотела сообщить душа девушки, она говорила это только шаману.

– А есть ли у тропы вообще конец? – тихо спросила я, когда мы прошли мимо приметной сломанной ели в третий раз. Против воли в голову лез стон последнего выжившего путника, про дорогу и кольцо.

Не думай про это, велела я себе, не думай.

Но тропа тянулась вперед, огонек не приближался, а деревья почти перестали размахивать ветвями, уже не пытаясь хлестнуть нас по лицу.

Только и оставалось – идти вперед и думать.

20 Хрупкие елочные шарики

На черной тропе не было ни дня, ни ночи – только вечные сумерки, густые и холодные, как в самую промозглую и унылую осень. Я не могла даже примерно определить, сколько мы шли: волк уверял, что не больше половины дня, охотник, вымотавшийся до предела, – что уже около суток. Ему верилось больше: ноги гудели от монотонной ходьбы, желудок сводило от голода, а глаза слипались сами по себе, словно я не спала второй день. Усталость казалась материальной: ее прохладные костистые руки тяжело опускались на плечи, острые коготки покалывали виски и переносицу, а низкий голос шипел прямо в ухо: «спи, спи, спи…» Каждый шаг давался с трудом, словно под ногами раскинулось болото, и незаметно для себя я отстала, оказалась последней в цепочке.

– Может, отдохнем? – не особо надеясь на успех, предложила я, пытаясь подавить зевок.

Шаман качнул головой, не оборачиваясь. Все его внимание занимала костяная флейта. Она трепетала в его пальцах, выдыхала тихие, тревожные звуки, томительные и свербящие, волей-неволей вызывающие слезы в уголках глаз. Шаман никому не позволял прикасаться к ней, только сам нежно гладил самыми кончиками пальцев, на ощупь изучая тонкую, искусную резьбу, словно слепец.

Он даже не заметил, что мимо все той же приметной сломанной елки мы прошли уже в пятый раз.

Я зевнула еще раз, привычно прикрывая лицо. В глазах мутилось от сонливости, мысли ползали медленно, как разбуженные среди зимы мухи. Я на пару мгновений прикрыла глаза, чтобы унять жжение под веками, но шага не замедлила. Дорога прямая, впереди идет мой волк – даже если споткнусь, он успеет меня подхватить, не даст упасть носом в хлюпающую под ногами грязь.

Открывать глаза не хотелось, веки стали тяжелыми, как у Вия. Легкая дрема, туманящая разум, рисовала уютные картины родной квартиры: книги на полках, лучи, рассыпающиеся солнечными зайчиками вокруг зеркала, пестрое одеяло со смешной лягушкой. Вспоминать о том, что за опущенными веками только сумрачная и тоскливая тропа сквозь дикий и хищный лес, было невыносимо до ломоты в висках.

«Спи, спи, спи», – твердил тихий шепот в унисон вялым мыслям.

«Спи», – шелестела черная листва надо мной.

«Спи», – тихо плакала костяная флейта.

И я заснула.

Я чувствовала свое тело – оно шло куда-то, даже говорило, отвечало на вопросы, но сама я не слышала ни одного слова – они каплями крови срывались с губ, бусинами раскатывались вокруг меня, но в абсолютной, туманной тишине.

«Надеюсь, охотник и волк не заснут», – мелькнула ленивая, неповоротливая мысль и тут же исчезла, а я сквозь сонную одурь пыталась вспомнить: какой охотник? Что за волк?

«Мы же в лесу», – снова шепнуло что-то глубоко внутри, но я только отмахнулась: какой лес? Я точно помню, что сегодня день рождения мелкой и мне позарез нужно успеть закончить ей подарок… а меня тут коварно сморил сон!

Я сладко зевнула и потянулась до хруста в костях. Кончики пальцев болели после долгой работы: даже молодые веточки рябины далеко не так покорны, как ивовые прутья, и свить из них круг-основу для ловца снов долго и сложно. Я несколько ночей вымачивала ветви, бережно перевивала их и теперь медленно и аккуратно обматывала тонкой пряжей и плела паутинку. Вместо бусин я взяла высушенные ягоды рябины, и в переплетении нитей они смотрелись зловеще, словно сгустки крови. Вместо мягких совиных перьев я вплету соколиные – Марья почему-то грезила именно о них. Достать их было сложно, но мне хотелось порадовать сестру, сделать для нее что-то особенное, что ни найти, ни повторить будет нельзя.