Иди через темный лес

Не знаю, поняли они меня или нет, но они не напали. Навьи дали нам дойти до леса и скрыться среди черных стволов с перекрученной корой. Шорох и поскрипывание сухой хвои под ногами разорвали напряженную, гулкую тишину, и в мертвый лес вернулось подобие жизни. Налетевший ветер сорвал с веток горсть сморщенных листьев и швырнул мне в лицо, поземкой прошелся у нас под ногами. Где-то скрипели и вздыхали деревья. Птицы с мертвыми мутными глазами беззвучно разевали клювы. Где-то далеко очень знакомо всхлипнуло эхо, но прежде, чем я успела испугаться за Марью, вспомнила этот голос, плачущий и заманивающий путников в чащу.

– Как ты догадалась?

Я прикусила губу и смущенно опустила взгляд, но все же призналась:

– Я ощутила их голод. Навьи – не хищники, а стая гиен, им бы падаль подбирать или разрывать слабую добычу… и одинокую. А Яга сделала меня тварью леса, наверное, ничем не лучше Финиста. Одна разница, что временно.

Шаман шагал рядом со мной, благо тропа позволяла, пальцы все также сжимали ниточку амулета. Кристаллы уже почти полностью скрыли тыльную часть его ладоней. Из губ вырывалось облачко пара.

– Не жалею, что отказался. – И сразу, без перехода: – Они все равно идут за нами.

Я кивнула. Навьи ползли следом, сливаясь с тенями деревьев, шли, не тревожа толстый ковер сухой листвы, не издавая ни звука, не выдавая себя неосторожным движением. Но как жертва ощущает холодок в присутствии своего убийцы, так и мы знали: навьи не отстают.

– Гиены, – невесело оскалилась я.

За ними шел холод, а может – просто к ночи крепчал морозец, щипал за нос. Мы шагали быстрее и быстрее, но не могли согреться. Ледяной воздух обжигал гортань при дыхании, резал глаза. Пальцы быстро побелели, но я так и не решилась отпустить ладонь шамана.

Удивительно, но я не испытывала страха – только раздражение и злость. Так не вовремя! Когда я уже почти спасла Марью! Конечно, я помнила, что подземье, самая гнетущая часть пути еще не пройдена, но за ней маяком горело возвращение в родной, живой мир, не идеальный, не любимый, но безопасный и теплый, и сейчас любое промедление вызывало злую и веселую ярость берсерка.

Да гори оно все огнем, и навьи, и Финист, и Яга со своими правилами! Я все равно смогу, вытащу и себя, и Марью, и даже шамана, выведу к свету, и под первыми лучами солнца, хоть зимнего и холодного, все ужасы растают и исчезнут, останутся мертвыми и далекими. А мы, живые, будем праздновать, радоваться и пить горячее, и нас ничто уже не тронет и не испугает, и лес навсегда останется где-то далеко, смутный и бессильный, как воспоминание о предрассветном кошмаре.

Нужно развести костер, думала я, и мысли путались. Сейчас развести, чтобы хоть как-то согреться и разогнать кровь? Или потом, мороз не страшен, пусть себе бушует, мы живые, в нас и так пламя, никакому холоду не потушить и не сковать!

Глаза слипались, хотя меня и трясло от озноба, и только ярость не давала мне сдаться и опуститься на колкую, покрытую инеем траву. Она гнала меня вперед, застила глаза белесой пеленой, и очертания леса двоились, сдвигались, и там, где только одна тропа петляла меж черных скрюченных деревьев, я видела развилку.

Не было ни путеводной нити, ни золотистых искр, но я все равно без колебаний свернула на зыбкую, словно морок, тропку. Шаман пытался удержать, остановить меня, но я не слышала его и тянула за собой. Мир расступался перед нами, как ткань под остро наточенными ножницами.

Главное, не останавливаться, повторяла я себе, не останавливаться. Кажется, в какой-то момент мы перешли на бег, и, хоть шаман прихрамывал и едва поспевал за мной, деревья вокруг мелькали все быстрее и быстрее, пока не слились в черные размытые стены, словно мы оказались в ущелье. Воздух, мертвый и сухой, царапал горло, но идти становилось все легче, и сковывающий, усыпляющий холод отступал, оставался за спиной – надеюсь, вместе с навьями.

Дневной свет впереди разгорался все ярче, пока не начал ослеплять. Я прищурилась и заслонила глаза от солнца, пытаясь определить, куда же я нас завела. Лес темнел позади, голый и уродливый, от него веяло жутью и опасностью, словно он смотрел на нас сотней сотен жадных и злых глаз. Мы остановились среди каменистых холмов, покрытых мхом и стелющимися кустарниками, частые обрывы и осыпи язвами испещрили дорогу.

– Мы уже были здесь, – шаман настороженно оглядывался, все не выпуская амулет из пальцев.

– Да. Когда искали жар-птицу.

Я облизнула пересохшие губы, и на языке остался солоноватый железистый привкус. Шмыгнув носом, попыталась утереть текущую из него кровь, но только размазала по лицу.

Преддверие подземного царства навевало не жуть, а уныние, но мне уже не было дела до безжизненного и тоскливого пейзажа. В густой и неподвижной, как застывшая смола, тишине раздавался звук только наших шагов. Иногда мы переговаривались, но тихо, вполголоса.