Иди и умри

Пройдя по коридору, он толкнул еще одну закрытую дверь. Она распахнулась, и взору милиционеров предстал миниатюрный тренажерный зал. В нем находился лежак для жима штанги, сама штанга, станок для проработки бицепсов, набор гантелей, два широких зеркала на стене и компьютер с креслом в углу. Вся стена напротив зеркал была оборудована стеллажами, на которых размещалось не менее двух тысяч книг. Так показалось сержантам, хотя вполне возможно, что книг было в два раза меньше. Просто свою роль в обмане зрения сыграли зеркала.

– Вот это – ваша комната.

Пока сержанты стыдливо осматривались, Струге заволок внутрь раскладушку, подушку и одеяло.

– Играть ночью на компьютере запрещается. Смотреть видеофильмы (он указал напряженным пальцем на стойку с DVD) запрещается. Заниматься ночью бодибилдингом – тоже запрещается. Разрешается лежать, сидеть, читать и покидать помещение по естественным надобностям. Рекомендую…

Вынув из стеллажа две книги, он бросил их на компьютерный стол и вышел.

«Театральный роман», – прочел Звонарев.

– «Приключение Весли Джексона»… – разобрал на истертой корочке Крыльницкий. – Весли Снайпса знаю. Джексона знаю только Майкла.

И он, стараясь не столкнуть на пол штангу, с книгой в руке стал устраиваться на станке…

– Ты слишком строг с ними, – с укором обратилась к мужу Саша и вытерла полотенцем последнюю вымытую тарелку.

В три часа восемнадцать минут в квартире раздался грохот. Струге точно знал время, потому что ядовито-зеленые цифры будильника светили ему с тумбы для видеоаппаратуры прямо в глаза.

Подскочив на кровати, он скинул с себя одеяло, но вставать не торопился. Дождался, пока штанга медленно докатилась до угла «тренажерного зала», уперлась в стену, и только после этого снова опустился на спину.

– Я скоро очумею от этой заботы, – просипел судья сонным голосом и отвернулся к тумбочке.

А утром, едва за окном раздался стук первого трамвая, перед лицом Антона запиликал телефон. Дотянувшись рукой до тумбочки, он нащупал трубку…

Глава 3

– Слушаю…

Так рано мог позвонить либо заместитель областного прокурора Вадим Пащенко – он имел на это право по причине того, что был другом детства Струге, и пользовался этим правом без раздумий, – либо человек, неправильно набравший номер.

– Это Антон Павлович Струге?

Выходило ни то ни другое. Номером человек не ошибся, но между тем был Антону не знаком.

– Верно, – окончательно проснулся судья. – Кто спрашивает?

– А догадайтесь, – нагло предложил абонент.

Подсказка появилась неожиданно. Кто-то в соседней комнате, стараясь не издавать ни единого звука, пытался уложить обнаруженную в углу штангу на кронштейны станка. Кронштейны лязгали, станок скрипел.

– Кургузов, что ли? – безошибочно предположил Антон Павлович.

– Вы посмотрите! – искренне изумился невидимый собеседник. – С первого раза. Значит, получили письма.

– Получил, – подтвердил Струге. – Денег хватило или занять?

В трубке раздалось сопение, расценивать причины которого можно было двояко. Струге склонился к тугодумию оппонента.

– Денег я тебе сам могу занять.

– Представляю, сколько рукавичек ты сшил за восемь лет. Ладно, чего хочешь? Только не говори, что зарубить хочешь, мол, приговор несправедлив, адвокат-де слабоумный попался. Я об этом читал.

Антон говорил, не переставая, и свободной рукой нажимал кнопки на сотовом телефоне.

– Я скоро приеду, Струге.

– Это я тоже читал. Из нового что-нибудь есть? Здоровье, например, как? Энурез тебе лепилы в Табулге подлечили?

– Зря ты так… – послышалось, но Антон уже говорил в сотовый:

– Вадим? Вадим, все вопросы потом. Позвони в управу, пусть быстро «пробьют», с кем я сейчас беседую по городскому…

– …как с человеком, – продолжала течь вялая речь в трубке стационарного телефона, – а ты – энурез. Безразлично к чужой судьбе и грубо, Антон Павлович.

– Послушай, Кургузов, я тебя на восемь лет на «строгий» отправлял, но у меня такое впечатление, что ты этот срок не в Табулге за бензопилой, а в Кембридже за учебником филологии коротал. Я едва подумаю о тебе, перед моими глазами тут же встает сморчок с воробьиной головой и замоченными штанами. А тут нате – «безразлично к чужой судьбе»… Окреп, что ли?

– Два дня осталось, Антон Павлович. Ровно столько до тебя ехать. А там… Одно сказать могу. Как приеду, с этого момента каждую секунду твоей жизни буду воспринимать как личное оскорбление. Понял?

– С ума сойти… – восхитился Струге. – Это на самом деле ты, Кургузов?

– Скоро убедишься.

Через пару минут после «отбоя» раздалась трель мобильного телефона.

– Антон, с тобой разговаривали из Табулги. – Пащенко помедлил и, не дождавшись объяснений, бросил: – Я тебе сейчас на городской перезвоню.

– Не надо, – отрезал Антон Павлович. – Приеду в суд, позвоню сам.

Попытался успокоить любопытство старого друга, не смог и отключил связь.

– Кто там? – просыпаясь, сонно спросила Саша.

– Пащенко, – неопределенно ответил Антон, оделся и направился в ванную.