Иди легко. Повесть о Халле - приемыше драконов

Странно, но удаляясь от родины, Таркан-Дар оживал. Он даже начал петь. «Как лесные птицы в первые дни весны, — думала Халла. — Солнце прогревает им замерзшие перья, и они поют, сначала понемногу, потом целыми днями». Он шел по главной улице Ольвии и напевал, обняв одной рукой Халлу, надеясь встретить путешественников, которые направлялись вверх по реке, на восток, а потом на север в Хольмгард или Новгород, или как там его еще называют. Все переговоры он теперь вел сам, не разрешая ей помогать. В Ольвии и Маробе говорили похоже, и всегда находились люди, понимавшие по-гречески. Теперь, когда греческий язык был ему, вроде, не нужен, Таркан-Дар старался почти все время говорить на нем.

Они вышли по набережной к причалам. Уголком глаза Халла заметила крыс, суетливо мелькавших между мешками с зерном. Она шагнула к ним и расспросила про корабли. Кто мог знать лучше?

Да, сейчас в порту под погрузкой стоял речной корабль, тридцать крысиных перебегов отсюда. Она сказала о корабле Таркан-Дару.

— Халла-Следопыт! — воскликнул он и вдруг притянул ее к себе двумя руками и поцеловал.

Она недовольно высвободилась, смутившись, но не почувствовала неприязни к нему. Таркан-Дар ей нравился, и она хотела, чтобы у него все было хорошо. Больше он ее не целовал и не обнимал, только взял за руку и по дороге иногда принимался эту руку раскачивать.

Они нашли большой плоскодонный речной корабль, и он сам обо всем выгодно договорился, не забыв про место для Халлы. Вскоре корабль загрузили, оттолкнули шестами от причала и медленно вывели на середину реки. Хитрые крысиные глазки наблюдали за отплытием с берега.

Они плыли вверх по реке, ловя попутный ветер тяжелыми квадратными парусами, но основную работу выполняли рабы, гребя против течения с восхода до заката. Халла жалела рабов и пробовала разговаривать с ними, произнося слова, которые они с трудом узнавали и вспоминали, но Таркан-Дар спокойно смотрел на измученных и избитых. Жалость в нем словно умерла.

Они доплыли до Киева, который она еще помнила. Там два князя воевали между собой. Какой-то человек пришел на корабль и долго говорил с капитаном, а потом стал просить Таркан-Дара пойти в войско своего князя за хорошую плату. При этом было налито и выпито много вина. Таркан-Дар говорил таким голосом, какого Халла от него ни разу не слышала. Наконец, он выкрикнул ее имя, она подошла, и он спросил ее, должен ли он вступить в войско Киевского князя и драться с его врагами?

— За что драться? — спросила Халла.

Человек нетерпеливо сказал, что драться надо с бунтовщиками, которых необходимо разгромить, пока они не стали сильными.

— А ваш князь — справедливый правитель? — опять спросила Халла.

Человек снова открыл рот, но Таркан-Дар вдруг изменился в лице и заговорил обычным голосом.

— Я забыл, — сказал он. — Я христианин.

— Но наш князь тоже христианин, — сказал человек. — Он построил величайший храм, чудо света.

— Я забыл, — сказал Таркан-Дар. — Мне надо ехать дальше, я остаюсь на корабле.

Человек разозлился и сошел на берег, бранясь и крича, что это им так не пройдет. Но Таркан-Дар словно его не слышал.

На следующий день они поплыли дальше, он хмурился и разговаривал мало. Вечером он попросил у нее разрешения поспать под ее плащом, ибо сомневался, что поступил правильно, может быть, Бог пошлет ему сон и даст совет. Халле это совсем не понравилось, но она согласилась дать ему плащ на одну ночь, а сама выспалась под его плащом. Утром он отдал ей темно-синий лоскут.

— Ты видел сон? — спросила она.

— Он пахнет тобой! — сказал он и странно посмотрел на нее.

— Это же моя шкура! — сказала она и потянула плащ к себе, потому что в эту минуту думала совсем по-медвежьи.

После этого они спокойно, как и раньше, утром и вечером вставали на колени молиться. Иногда вместе с ними молились другие христиане с корабля. Но с Киотом и Родином было по-другому. А корабль с каждым днем уносил их все дальше на север.

Наконец, они доплыли до места, где река стала совсем узкой. Здесь корабль разгрузился. Купцы с капитаном стали продавать то, что привезли с юга, товары из Византии и еще более дальних стран, вино, оливки, сушеные фрукты, ткани, стеклянную посуду, кувшины и чаши, мелкие предметы из золота и бронзы. Потом корабль снова загрузили шкурами, зерном, шерстью и товарами с далекого севера. Особенно ценился янтарь. Капитан показал ей, как кусок янтаря, если его потереть, притягивает мошку и может даже проглотить, — вон в середине другого куска мертвая мошка.

— Как воля Божья, — сказал Таркан-Дар, но Халла не поняла, что он хотел сказать.

Кораблю пора было поворачивать назад, на юг, в Ольвию, где он разгрузится, портовые крысы переметят товар, потом его снова погрузят и повезут за море, в Мароб и Византию. А те грузы, которые надо доставить на восток, будут переправлены на лодках по мелким рекам и по суше, и надо спешить, потому что подходит осень, скоро зима, когда много снега, медведи спят и никто никуда не ездит.