Иди на Голгофу

— Странно, меня в КГБ ни разу не вызывали и не предлагали стучать. Ты что-нибудь понимаешь в этом?

— Меня тоже не вызывали и не вербовали. Вся эта болтовня о советских шпионах — сплошное вранье. Погоди храпеть! Мне, между прочим, не семьдесят лет.

— Между прочим, самый знаменитый бабник в истории, Казанова, писал, что самую приятную ночь он провел с семидесятилетней графиней.

— Вранье!

— Ничего подобного. Просто это была единственная ночь в его зрелой жизни, когда он выспался всласть. Ха-ха-ха!

— Дурак!

Я вычеркнул Художника и его жену из моего списка советских агентов.

Бессоница

Не спалось. Полистал книгу критика советского режима, которую тут раздувают как выдающееся явление. Наткнулся на такое утверждение: революцию делают для того, чтобы человеком никто не руководил. Закинул книгу под кровать. Затем полистал программу некоего «Демократического Союза». В программе пятьдесят пунктов. Один пункт касается сбора пожертвований в пользу «Союза». Этим пунктом, пожалуй, создатели программы могли бы и ограничиться, сформулировав его более четко: дайте деньги!!! В программе сказано, что власть в стране должна принадлежать «всему народу, т. е. всем гражданам страны в целом, и только им». А чуть подальше сказано, что она должна принадлежать «большинству населения», а осуществляться — «его избранниками». Но ведь в Советском Союзе именно это и осуществлено давным-давно. Авторы программы настаивают на действиях «в рамках закона», а далее говорят о неких «независимых группах», игнорируя то, что эти группы в рамках закона могут быть запрещены. Полистав этот шедевр политического мышления, я его тоже забросил под кровать.

Сон

Под утро я все-таки заснул. Мне приснилось, что я присутствую на чрезвычайном совещании в КГБ. На Западе вступило в строй новое секретное предприятие, и на совещании обсуждается вопрос, как заполучить секреты этого предприятия. Выдвигаются различные предложения: устроить демонстрацию протеста, заставить оппозицию в парламенте сделать запрос, заставить журналистов опубликовать разоблачительные материалы, послать террористов, внедрить своих людей, устроить правительственный кризис, пригласить специалистов к себе на симпозиум, устроить международный конгресс… Короче говоря, были высказаны все возможные варианты. Потом взоры всех присутствующих обратились на меня. «Не надо ничего делать, — сказал я. — Надо лишь немного подождать, и они сами раскроют нам все свои секреты. Даже просить будут, чтобы мы их приняли. И заплатят нам за это». Все участники совещания с гневом обрушились на меня. «Значит, мы не нужны! — кричали они. — Значит, нам делать нечего! Бей этого мерзавца! Он — агент ЦРУ!!!»

Зигзаг истории

История с покушением сразу заглохла. Все делают вид, будто никакого покушения вообще не было. Как будто кто-то дал команду молчать. Мне самому стало казаться, что тот «счастливый день» есть случайный зигзаг истории.

Идея «Центра»

Писатель сказал, что идея создания «Центра», объединяющего усилия эмиграции по критике Советского Союза, обсуждается «на высшем уровне».

Вот где я смогу применить свои профессиональные способности. Он готов походатайствовать за меня.

Допрос

— Вы в Советском Союзе занимали привилегированное положение.

— Я был всего лишь кандидатом наук и старшим научным сотрудником.

— Но вы были членом КПСС.

— Большинство членов КПСС живет на нищенском уровне.

— Вы были близки с ответственными работниками аппарата ЦК и КГБ.

— Это мне не давало ничего, кроме личного общения. Самая влиятельная фигура из них — Вдохновитель. Он жил в маленькой квартирке, получал немногим больше меня, не имел особых бытовых привилегий. Да и чин у него смехотворно низкий… Такие люди нигде большую карьеру не делают.

— Вы коммунист?

— Понятие «коммунист» многосмысленное. Если я, к примеру, имею одни штаны, я не чувствую себя бедным. Если имею двое штанов, не чувствую себя богатым. Я не чувствую себя голодным, питаясь тухлой картошкой. И не чувствую себя сытым, съедая свежий бифштекс. Я буду рад, если заимею хорошую квартиру. Но я могу жить и в крохотной комнатушке. Я мог бы вписать свое имя в историю науки. Но я могу раздавать свои идеи даром и кому попало, как я это и делал до сих пор. В этом смысле я есть настоящий коммунист. Но я не верю в коммунистический рай и могу смеяться над марксизмом и советским образом жизни похлеще западных антикоммунистов и советских «критиков режима». В этом смысле я не коммунист.

Правда

— Мы обязаны рассказать западным людям голую правду о нашем обществе, — говорит Писатель.

— Голую — это хорошо, — говорю я. — Это они любят. Сейчас тут ничего не смотрят и не читают, ест нет чего-нибудь голого.

— Я не шучу.