Иди полным ветром

– Господин мичман, – твердил австриец, – уж лучше бы начать с юта, там ждут вас кофе и настоящий турецкий табак.

А Скрыдлов брезгливо прижимал к носу платок:

– Тьфу, пропасть, экая вонь!

Никогда он не думал, что на военном судне может быть такая грязь. Вдруг мичман склонился над люком: он увидел не раненых турецких солдат, а… греков.

– Кто это? – строго спросил он австрийца.

Переводчик не ответил.

– Кто это? – Скрыдлов схватил капитана за шиворот.

Капитан молчал.

– Пять минут, и чтоб все пленные были на верхней палубе. – Скрыдлов поднес к носу австрийца пистолет. – Вот сигара! Ну, живо!

Пленных было больше пятидесяти. Уже неделю задыхались они в трюме. Их везли в Александрию на невольничий рынок.

– Еще есть?

Турок отрицательно замотал головой. Испитой австриец с загадочной улыбкой взглянул на Скрыдлова:

– Есть и еще, господин мичман.

– Ведите.

Австриец что-то шепнул капитану. Тот умоляюще приложил руку к сердцу.

– По их обычаям нельзя смотреть гарем, – сказал переводчик.

– Здесь русский флаг, – вспылил мичман.

– Капитан не думал, что русские будут смотреть его сераль.

Скрыдлов побагровел:

– А мы не думали, что он торгует рабами.

– Извините, – сказал турок, опять прикладывая руку к сердцу. – Я равнодушно переносил свою участь, но теперь…

– Вперед! – гаркнул Скрыдлов.

Капитан сам отворил дверь большой каюты, бросил ключ и в сердцах плюнул.

Женщины были в греческом платье, но лица их закрывали покрывала. Они сидели неподвижно. В углу каюты торчал сморщенный коротышка.

– Евнух, – с усмешкой пояснил австриец.

Скрыдлов пробормотал: «Бахчисарайский фонтан», черт возьми!» – и энергичным жестом указал евнуху на дверь. Коротышка заковылял вон. Пленницы тотчас сбросили покрывала.

– Я из Навплиона, – молвила одна, заливаясь слезами.

– Мои родные в Наварине. Спасите меня! – закричала другая.

Турецкий капитан лопотал:

– Неверность женщины неудивительна… Берите, берите… Голова пропала, мне ль жалеть две тысячи пиастров, которые я уплатил за них?!

Два дня спустя Матюшкин повстречал в море отряд контрадмирала Сахтури, сдал ему захваченный «Ак-Дениз», а сам устремился к Навплиону.

12

Вечером того дня, когда Стоддарт положил якорь близ главной пристани, в Навплион вернулся негоциант Абадиос. Поздно ночью он заперся с лейтенантом в каюте.

Мятеж на юге Пелопоннеса был делом не только Петра Мавромихали и его приспешников, но и негоцианта Абадиоса. За Абадиосом стояли сэр Даниэль Байли, английские дипломаты. И вот теперь Абадиос наставлял лейтенанта. Стоддарту надлежало тайно помочь мятежникам оружием. «Все это, господин лейтенант, должно совершить так, чтобы не навлечь подозрения русского союзника…»

В укромную бухту неподалеку от порта Алмирос фрегат пришел поздним вечером. Нигде не было ни былинки света. Лейтенант приказал спустить шлюпку, и вот уж она прихлопнула днищем.

Матросы гребли осторожно. Вода крутилась под веслами черными воронками. «Феллоу» таял во тьме. А из тьмы надвигались скалы.

Стоддарт прыгнул на берег.

– Ждите меня здесь, – сказал он унтеру. – И смотрите, не курить!

Галька загремела под его ботфортами. «Где же они, дьяволы?» – недовольно подумал Стоддарт. Сказать по правде, он предпочитал честный бой, а не эдакие закулисные делишки. Но дисциплина есть дисциплина, черт ее побери, а приказ есть приказ, будь он неладен! Стоддарт опустился на обломок скалы.

Какие-то фигуры показались на мысу. Слышно было, как отфыркивались лошади.

– Здравствуйте, капитан, – сказал кто-то из темноты на ломаном английском языке.

Поехали сперва берегом, потом свернули на тропу. Тропа вывела к селению. Белели жилища спартанцев – двухэтажные башенки. Вокруг было безлюдно. Передний всадник осадил коня у ворот маленькой крепости, нагнулся к решетчатому оконцу, негромко сказал несколько слов. Ворота отворились. На дворе раздавались голоса, звон оружия.

Петро Мавромихали принял лейтенанта в просторной комнате. Ее убранство составляли ковры и дорогое оружие, развешанное на стенах. Стоддарт сел на груду подушек. Один из его провожатых был переводчиком.

– Господин капитан, – сказал он. – Петро-бей желал бы говорить в присутствии своего сына Георгия и брата Константина.

– Пусть войдут.

Младшие Мавромихали были в богатом одеянии. У обоих на руках перстни, оба стройны и черноусы. Они сняли фески и сели на ковры. Мальчик-слуга с испуганным красивым личиком подал кофе и трубки.

Петро-бей начал говорить. Речь его была быстра. Он потряхивал гривастой головой. Петро-бей говорил, что восстание задыхается. Почему? Большинство спартанцев не хочет идти против Каподистрия. Да-да, они не хотят, чтобы этот проклятый кивернитес был заменен более достойным человеком, который, видит бог, поладил бы и с англичанами и с французами.

Стоддарт был моряком, а не дипломатом.

– Мы привезли оружие и порох, – сказал он. – Какого еще дьявола?

– Что проку в оружии, – резко ответил Петро-бей, – когда из него некому стрелять?

Стоддарт выпятил подбородок.

– Уж не хочет ли Петро-бей, чтобы за него стреляли моряки королевского флота?