Идя сквозь огонь

У союза Польши и Литвы много врагов, и все они пытаются вбить меж нами клин, сея среди поляков недоверие к литвинам! Перстень моего сына, отнятый на пограничье у татя, ничего не доказывает.

Его могли украсть у Владислава или же просто искусно подделать! Где хоть малейшее доказательство того, что перстень принадлежит ему? Вы допросили негодяя, владевшего кольцом?

— К сожалению, он принял яд и унес свою тайну в могилу! — сокрушенно вздохнул Сапега, — Но, судя по его предсмертным действиям, гонец не пытался ввести нас в заблуждение.

Желай он бросить тень на твоего сына, то постарался бы, чтобы кольцо попало в руки пограничной стражи, а не стал бы выбрасывать его в ручей.

То, что шляхтичу повезло найти его в воде, — Господнее Чудо, доказывающее, что в мире есть справедливость!

Известие о смерти гонца, везущего шведам кольцо его наследника, вызвало у старого Магната вздох облегчения. Мертвец не выдаст сокровенной тайны Владислава, а доказать, что перстень подлинный, Сапеге не удастся.

Но Князю сего было мало. Ему хотелось покарать дерзкого выскочку, осмелившегося бросить вызов могуществу Радзивилов.

— И кто может подтвердить, что шляхтич, доставивший перстень в Краков, вынул его из ручья, а не из собственной мошны? — с надменной усмешкой обратился он к Флориану.

— Мои люди, присутствующие при этом, — ответил, выступив вперед, Флориан.

— То есть, твои холопы! — брезгливо скривил лицо пан Януш. — Государыня и ты, Вельможный Принц! Ужели вы поверите низкорожденным мужикам и подвергнете сомнению слова Магната?

Не знаю, что случилсь на пограничье и кем был человек, схваченный стражей, но враги, стремящиеся оклеветать Владислава, недурно все продумали!

— Сказывай, негодяй! — вновь обернулся он к Флориану. — Кто тебе наказал доставить в Краков поддельный перстень моего наследника?!

Кровь бросилась в лицо оскорбленному шляхтичу. Он не привык спускать обиды, и даже имя могущественного вельможи Унии не могло его устрашить.

— Я сказал правду! — негромко, но твердо ответил он, глядя в полные ненависти глаза Радзивила. — И я готов доказать это с оружием в руках!

— На твое счастье, я старик и не смогу составить тебе соперничество в битве! — высокомерно вскинул голову Януш. — Но ты, шляхтич, недооценил моих вассалов!

— Рожич, готов ли ты защитить честь Радзивилов? — обратился он к своему секретарю.

— Только накажите вступить в бой! — с поклоном произнес сопровождающий Князя нобиль. — Я готов за вас умереть!

— Тогда докажи Государыне и Вельможному Принцу невиновность моего сына!

Без единого слова секретарь Магната снял с руки замшевую перчатку и бросил к ногам Флориана. Горько усмехнувшись, юноша поднял ее в знак того, что принимает вызов.

Такое развитие событий не на шутку встревожило Сапегу. Рожич был не только секретарем, но и телохранителем старого Князя, в совершенстве владевшим всеми видами оружия.

Он происходил из племени сармат — кочевого народа, населявшего некогда приднепровские степи, а затем смешавшегося с поляками. В память о былых временах их потомки не остригали волосы в кружок, а носили зачесанными назад, сбривая лишь пряди на висках.

Смуглые и темноволосые, они всегда выделялись среди польской знати злопамятным, вспыльчивым нравом. Но именно сарматы подарили Польше тяжелую конницу, не знавшую поражения в битвах.

Богуслав Рожич, служивший вассалом Радзивилу, удачливо сочетал воинские умения с бойким пером. Его искусству составлять послания и отчеты могли позавидовать лучшие письмоводители из Королевской канцелярии.

Еще он прославился как сочинитель стихов и песен, а также как дамский угодник. Долговязый, с узким лицом, крупным носом и глубоко посаженными глазами, Рожич отнюдь не выглядел красавцем, но это не мешало ему сводить с ума знатных девиц и их матерей.

При дворе ходили слухи о баснословной любовной выносливости воина и письмоводителя. Шептались, что женщины, коим посчастливилось провести с ним ночь, поглядывали на иных мужей с презрением.

Но у шляхтича, обладавшего столь ценным набором качеств, одна добродетель напрочь отсутствовала. Этой добродетелью была жалость.

Не знающий сострадания, он искалечил немало нобилей в играх, действуя так, чтобы несчастья, постигавшие его соперников, казались всем игрой злого рока.

Еще Рожич презирал людей, коим не по вкусу были его стихи, и всегда находил возможность отомстить им за неуважительные высказывания о его виршах.

Последний шляхтич, смеявшийся над рифмами Богуслава, горько об этом пожалел. Вызвав насмешника год назад на турнирный поединок, письмоводитель Радзивила умудрился так повредить ему шею, что бедняга до конца дней остался прикованным к ложу.

Поскольку правил турнира он не нарушил, судьи не смогли предъявить ему обвинений. Но с того дня Ян Альбрехт попросил Радзивила не допускать своего любимца к играм и состязаниям…

Однако ныне Король был далеко, да и речь шла не о турнире.

Радзивил знал, сколь грозного воина он выставляет против осмелившегося ему прекословить молокососа.

Знал это и старый Канцлер Сапега, посему принятие вызова Флорианом его отнюдь не обрадовало.