Монахиня повернулась, подняла голову и показала в руке букетик: «Подснежников, Гана. Нарвала их на могиле учителевой жены — расцвели вокруг, как венок. Сестра Евлампия никак не может заснуть. Остались мы вдвоем с ней в монастыре — я еще двигаюсь помаленьку. Евлампия и не подымается, и не может заснуть. Отнесу ей, чтоб сунула несколько подснежников под подушку, авось малость подремлет. И меня не станет будить».
«Дай-ка и мне парочку, Магдалина», — протянул жилистую руку с другой стороны улочки дед Христо и встал.
У старой Ганы заныли от вечернего холода колени, и она поднялась, чтобы идти домой.
Дед Христо посмотрел на подснежники и добавил:
«Детишкам они на радость и забаву, молодым — счастливая примета и разгадка снов, ну, а нам, старикам, — от бессонницы… Я тоже суну их себе под подушку…»
«А нам, старикам, от бессонницы», — тихо повторила вслед за ним старая Гана, и оба пошли по своим домам.
Молча пройдя вдоль старого двора, мать Магдалина приблизилась к монастырю, вошла, за нею громыхнула изнутри тяжелая гиря и притворила ворота.
Немного погодя ночной сторож зажег фонарь напротив монастыря, над низкими, скученными домишками, над опустевшей дорогой повеяла прохладой весенняя ночь.