Идиотизм наизнанку

Не знаю, кто написал: «Неприятности – лучшее лекарство от скуки». По правде сказать, я прекрасно знал, что это Франк, но был слишком подавлен, чтобы напускать на себя ученый вид. Именно в одиночестве проявляется образованность; что правда, то правда, прочитанные книги особенно доставали меня в ничем не заполненные минуты моей жизни, отрыжка прошлого. Я еще не достиг той высшей стадии депрессии, чтобы снова взяться за чтение. Фразы бросали мне вызов, приходилось опасаться хорошего. Я прекрасно знал, для чего явилась эта фраза-отрыжка. «Неприятности – лучшее лекарство от скуки». Она возвращалась, толкая меня на создание неприятностей. А поскольку скучал я только наполовину, мне следовало сделать так, чтобы неприятности докучали мне тоже наполовину. В этом, бесспорно, есть намек на отсутствие логики. Настоящие неприятности не спрячешь в шкаф на уикенд. Само собой разумеется, я не мог идти на риск и забивать голову неприятностями в те дни, когда со мной был Конрад. Простейшее уравнение: скуку можно развеять отдельными неприятностями. Нет, это физически невозможно. Неприятностям ведома не категория времени, а лишь нерегулярность, с которой они устраняются.

Именно поэтому, когда в моей жизни наступила черная полоса, я решил с кем-нибудь повидаться. Разумеется, кандидатур было предостаточно. Мне потребовалось начать дело по опеке над малышом, чтобы радостно удостовериться в том, что этих «кого-нибудь» у нас вдоволь. Сознание того, что они существуют, успокаивало, несмотря на то что мне еще предстояло найти этого единственного кого-нибудь. Я страстно хотел проводить свое утраченное время с кем-то, приставленным ко мне, с кем-то, специализирующимся на моей персоне, с кем-то, кто сумеет растревожить меня, снабдив меня пищей для волнений на вторую половину недели. Я часто слышал, как страдающие легкой депрессией говорят: «Сейчас я кое с кем общаюсь», словно эти кое-кто с приглушенными голосами возникают откуда-то под покровом ночи. Никто не должен об этом знать, этот кое-кто всегда окутан тайной. Тайна, которую знают все. С понимающим видом. Мне тоже хотелось облечь свою хандру в одеяние тех, кто что-то подразумевает. Мне тоже хотелось в среду раз в две недели, по четвергам и пятницам и по уикендам раз в две недели подмигивать, мысленно призывая кое-кого, видимого только мне. Прекрасная цель, те, кто скучает, кого-то видят.

У моего кое-кого было ничем не примечательное лицо. Я отыскал его на садовой скамейке, когда он рассказывал голубям какие-то бредовые истории. Достаточно идиотский жанр, и трудно предположить, что голубиную аудиторию больше интересовали его монологи, чем принесенные им размельченные хлебные крошки. Альфонс (так его звали в этот момент, позднее он объяснил мне бессодержательность номинатива, именно так, мсье) стал моим кое-кем, причем большинством голосов, наделенных правом принимать решение. И он действительно был кое-кто. Он участвовал в войне. Он был ранен, а значит, награжден медалью, именно так, мсье. Когда мой кое-кто что-то вспоминал, он заканчивал свои фразы словами «именно так, мсье». «Я купил хлеба, именно так, мсье». «Я встал утром, именно так, мсье». Словно от моего уха исходили волны сомнения, словно он должен был убеждать меня, рискующего остаться легковерным даже после смерти. Я не рассчитывал, что поверю в собственную смерть. Альцест не мог этого знать, не мог вообразить себе, до какой степени я ему верю. Я упивался его словами, скоро я стал завидовать голубям, которых он кормил.