Идиотка

Поздно вечером Убер отвозит меня домой в квартиру родителей, говорит, что вернется позже и чтобы я не боялась. Через некоторое время сквозь сон я слышу, как кто-то отпирает входную дверь. Он подходит к моей кровати, наклоняется и целует меня в щеку, гладит по голове, примостившись рядом, обнимает, прижимаясь все крепче… Раздается звонок телефона, он вскакивает, бежит, чертыхаясь: «Это Катрин! Merde!» Телефонный разговор сопровождается еще большей руганью Убера, заканчивается бросанием трубки и бесконечным перезваниванием Катрин. Так продолжается всю ночь. Наутро Убер извиняется за беспокойство, объясняет, что Катрин сходит с ума от ревности и будет так звонить все время, пока я здесь. Убер нервничает и странно дергается, я думаю, что это из-за нее. Он показывает мне ключ от квартиры, говорит: «Если захочешь есть, в шкафу есть кофе и булка. Вот тебе карта Парижа, изучай город», — и уходит.

Я осматриваю квартиру. Высокие потолки, длинный коридор, множество комнат. Отец Убера тоже врач, он имеет большую клиентуру и живет в доме на острове Сен-Луи. Я подхожу к окну и долго смотрю на Сену, словно на ожившую картинку, которую часто видела в Москве в словарях, энциклопедиях, на открытках — отражение собора Парижской Богоматери в серебристой воде. Красиво — и в том, что я оказалась здесь, есть некая магия. Только я не думала, что мне будет так одиноко… Я чувствую, что Убер мне дорог, я люблю его, а еще больше — свою память о нас обоих, но теперь все по-другому… и зачем я здесь? Впрочем, я чего-то как будто жду. Я знаю, чего: я испытываю судьбу. Мне становится голодно, я захожу на кухню и заглядываю в холодильник — он пуст. В шкафу лежит батон белого хлеба, я отламываю кусок и жую. А потом отправляюсь гулять по Парижу. Дохожу до собора Парижской Богоматери. Мне навстречу идет уличный фотограф с камерой-полароидом. Он улыбается — у него красивая улыбка и густые черные кудри по плечи. Фотоаппарат щелкает — выползает снимок. Я смеюсь, мне приятно внимание постороннего. «Возьми, это тебе». Он протягивает фотографию. Я беру ее и разглядываю. «Спасибо!» — говорю я ему по-английски, и мне становится легко на душе «Ты мне должна деньги, — начинает объяснять он мне тоже по-английски, — это за деньги!» Мне становится неприятно, я понимаю, что это его способ зарабатывать, и он просто поймал меня. «Нет, я не заплачу, я не хотела, чтобы ты меня снимал, — объясняю я ему, — это нечестно». Он злится: «Я потратил на тебя пленку, отдавай фотографию!» Я протягиваю ему карточку, он берет ее и кричит мне вслед: «Я тебя проклинаю, у тебя будет все черно, все!» Я бегу от него, но его слова засядут у меня в голове: а что если он цыган и сглазил меня, у него такие черные глаза! Эту случайную дурацкую историю я буду вспоминать еще не раз, приезжая в Париж. Здесь у меня всегда будет что-то странным образом не ладиться, и я буду испытывать сильные страсти и терзания, словно кто-то втыкает в меня иглы, одну за другой. «Это фотограф с черными глазами, — буду полушутя повторять я себе, — и жена Андрона Вивиан — только ей я могла так сильно досадить, что за это меня терзает ее родной город…»

От собора Парижской Богоматери я направилась к Лувру. Он показался таким большим, что я решила сначала присесть и попить кофе в скверике неподалеку. Наверное, у меня было типично туристское выражение лица, так как сидящий за соседним столиком забавного вида молодой человек обратился ко мне с вопросом: «Вы туристка? Хотите пойти в Лувр, посмотреть на картины? Сейчас допьете кофе и отправитесь на экскурсию?» Я закивала: «Да, очень хотелось бы, вот только допью кофе…» Он усмехнулся: «Что, никогда раньше не были в Лувре?» Я опять закивала, стыдясь своей необразованности: «Да, к сожалению, никогда раньше не была в Лувре, первый раз, но не последний!» Он понимающе покачал головой и добавил: «А я так попью кофе, а потом пойду пройдусь». Мы помолчали, потягивая каждый из своей чашки. Мне было приятно, что со мной общается посторонний в кафе и делает это по-свойски, как знакомый. «Вот они — парижане, такие свободные, со всеми знакомятся на улице, — подумала я и спросила соседа: — А вы из Парижа?» Он утвердительно кивнул и как-то скептически усмехнулся. Я решила продолжить беседу: «Ну конечно, вам не надо идти в Лувр, вы его знаете как свои пять пальцев, а я — приезжая». Он допил последний глоток, поставил чашку и, развернувшись ко мне всем телом, весело затараторил: «А я там не был никогда и не пойду! Не верите, а это правда. Не понимаю, зачем ходить в музеи, да и вам не советую — скучно, лучше погулять, посидеть на свежем воздухе». Затем он бросил мелочь на стол, улыбнулся мне и с кивком, означающим «пока», удалился.