— Пойми, Ленка, вы обе боретесь за выживание! Если вас столкнуло на одной тропе, и ты поняла, что девушка собирается подкормиться на твоем поле, значит надо выбирать! Или ты ее, или она тебя! А вот эти все интеллигентские штучки — «я не должна мешать», «они имеют право» — ведут в полную задницу! Вот посмотришь, он целиком займется этой девкой, а ты останешься одна, и что? Будешь объяснять сама себе на помойке, почему ты не устроила скандал и не выгнала эту кобылу в самом начале?
— Не умею я так…
— Ну и идиотка!
Потом пришла Наташа. Она была лиричная и спокойная. То есть она всегда была лиричная и спокойная, но сегодня как-то особенно.
— Я определилась, — так она ответила на все тридцать три вопроса, высыпанных на нее с порога.
— С чем ты определилась?
— Сама с собой.
— А в чем именно ты сама с собой определилась?
— В смысле жизни.
— И в чем теперь смысл?
— В том же, в чем и был.
— И что? Что-то изменилось?
— Нет.
— А какой смысл тогда определяться?
— Чтобы что-то изменилось.
Ирочка выругалась, даже попыталась поддать Наташке ногой, но та уплыла в другую комнату, странная и как будто ставшая выше на пару сантиметров.
— Ленка, ты у нас терпеливая, добрая… Объясни, что это такое с Наташей. Я, видимо, очень черствый человек! Я не успеваю за вашим духовным совершенством!
А Лена и сама не понимала. И даже представить не могла, что вот уже несколько часов, как Наташа навела идеальный порядок в своей голове и в своем сердце. И даже во всех предсердиях и желудочках. Она больше не ненавидела Яковлева, муку всей жизни, гнойник, отравлявший, нывший, истекавший смертельными обидами многие годы. Теперь все было чисто, заштопано, и на месте кровавого рубца остались только воспоминания-статистика: учились, разговаривали, виделись. Такие воспоминания были безвредны, даже целительны. А любовь, с которой она определилась, озвучила и отпустила, вырвалась наконец из болезненных пленок памяти и поблескивала себе где-то под потолком, не вступая в контакт с реальными и отвратительными фактами жизни. Поблескивала, прощалась, но не уходила. Но это уже можно было пережить. Настроиться на благородное, красивое отмирание любви легче, чем бороться с ней, недобитой, непонятной, полузадушенной, но очень буйной…
Люблю тебя. До свидания тебе. В целом, ты был хорошим человеком. Очень хорошим человеком… Самым лучшим человеком, но так странно получилось…
— Пока ты, Наташка, где-то просветлялась, мы тут в одиночку боролись с любовницами моего брата! И любовницы пока побеждают! Конечно, тебе все равно, что с нами происходит, отчего мы страдаем, но вдруг ты решишь выслушать…
Ирочка вошла, уселась, забросила ногу за ногу, закурила новую сигарету.
— Короче. Надо найти адрес Яковлева.
Тонкий, убийственно нежный реквием по любви, до сих пор звучавший в Наташиной плазме, вдруг дал петуха, как плохая кассета.
Господи! Как? Как они додумались до Яковлева? Почему сегодня? Почему много лет они его не вспоминали, а сегодня, сейчас, в момент ее, Наташи, медитации, в момент ее прощания с тем же самым Яковлевым, они вдруг его вспомнили!!
Почему не неделей позже, когда будет уже все равно, когда она совершенно честно его забудет?
— Надо найти его жену, всеми любимую Олю Курлову, и хорошенько закатать ее в асфальт. И за борт ее, в набежавшую волну! В Комсомольское озеро! А Яковлева, скотину, следом, чтоб знал, как за женой смотреть надо! Хорошо, Наташка, что у тебя с ним тогда не получилось. Если рядом с ним так осучеваешь, во что бы ты превратилась года через три?
Наташа была вынуждена опуститься на стул. Возвращение ненависти оказалось очень болезненной процедурой. Она даже сжала пальцами переносицу, так хлынуло черное в аккуратные коридорчики ее разума.
— Ты чего? — Ирочка привстала, похлопала Наташу по спине. — Голова закружилась?
Наташа неопределенно махнула рукой.
В телевизоре что-то говорил бывший «взглядовец» Любимов, ставший очень рыхлым и вальяжным.
— Я не знаю его адреса! — сказала Наташа, возвращаясь в себя. — Я не хочу знать его адрес. Я ненавижу его так, что лучше мне не показывать его адрес…
— Ну, вот! — констатировала Ирочка, всмотревшись в подругу. — Вот мы и пришли в себя! А я уже испугалась!
Лена набрала дом. Никто не отвечает. Да и с чего бы? Сергей никогда так рано не появлялся. Но если раньше его отсутствие казалось нормой, хоть и не слишком популярной, то сейчас оно приобрело омерзительный оттенок измены. И никуда от этого не деться.
— У тебя все нормально? — Ирочка прищурилась, откинулась на спинку.
Конечно, у Наташки всегда что-то было ненормально. Такой человек. Невезучий. И тут же мысли Ирочки оттолкнулись от формулировки «невезучий» и ласточкой полетели в ее собственную, Ирочкину, действительность. Завтра съемки в кино. И послезавтра тоже. А потом, как призналась дама гримерша, ей наверняка предложат еще какую-нибудь роль, может быть, и главную. Хорошо! Интересно! С высоты этого удовольствия Ирочка еще раз взглянула на Наташу, и та показалась ей такой жалкой, несчастной, просто ужас…