— Капсула не может покинуть мозг живого человека. Вы умрете.
Лена зачем-то включила чайник. Все молчали, слушая, как закипает вода.
Безрукий встал из-за стола.
— Пожалуйста, не встречайтесь больше, — сказал он. — Если вы любите друг друга — уезжайте в разные города или даже разные страны. И еще. Я знаю, те, кто сейчас внутри вас, не спрашивали вашего согласия, но они тоже хотят жить. Они познакомились за год до того, как все произошло. Он немного заикался и никогда не запоминал снов. Она не умела готовить и любила ходить босиком. Они ждали ребенка, когда произошла катастрофа.
Безрукий вышел из кухни в прихожую. Антон пошел за ним, чтобы открыть дверь.
— Простите, — сказал безрукий уже на пороге.
Антон не ответил.
Когда он вернулся на кухню, Лена сидела за столом. Антон сел рядом.
— Ты ему веришь? — спросила Лена.
— Да.
— Что же нам делать?
— Знаешь, — сказал Антон. — Я часто думал — почему в «Обыкновенном чуде» Абдулов не хотел целовать принцессу? Он боялся превратиться в медведя или не хотел, чтобы она жила с мыслью, что это случилось из-за нее?
— У нас все проще, — сказала Лена. — Мы оба превратимся в медведей.
Ночь они провели вместе. Рано утром Лена тихо встала, оделась и ушла. Антон лежал, делая вид, что спит. Когда дверь захлопнулась, он заплакал.
Больше они не виделись. Лена почти сразу уехала в Новую Зеландию, где поступила в какой-то университет в Крайстчерче. Антон через несколько месяцев фиктивно женился на шведке по имени Урсула и поселился в Мальме. Урсула оказалась ленивой, но незлой и смешливой бабой, переехавшей в город из деревни. Антон платил ей три тысячи в месяц, и Урсула была абсолютно счастлива — только просила не водить домой девок, чтобы соседи не заявили в полицию. Впрочем, Антон никого и не водил. Он наконец серьезно занялся фотографией и даже получил грант от одного местного фонда. Уже через полгода у Антона была выставка в галерее Eye/Eye.
А еще через год Антон уехал из Швеции, оставив Урсуле свое оборудование и пятнадцать тысяч евро — почти все, что у него было. Лена бросила университет и, соврав соседке по общежитию что-то про семейные проблемы, взяла билет на самолет. Они встретились в Гоа и поселились в маленькой гостинице, где, кроме них, жили только два гея-англичанина. Через три недели Антон и Лена сошли с ума.
Юрьев день
Егор вытряхнул из стакана на снег последние капли чая, завинтил термос и убрал в рюкзак. Люди вокруг тоже молча копошились в темноте, что-то доставая, убирая и перекладывая. Было без пяти минут двенадцать, и Юрьев день уже почти начался. Тяжело поднявшись с корточек, Егор потянулся и замер, прислушиваясь к ощущениям. Колени ныли, справа в пояснице что-то тянуло. «Вот тебе, дедушка! — со злостью подумал он. — Еще бы до пенсии ждал». Поставив рюкзак под дерево — от раздражения он делал все очень аккуратно и даже еще раз наклонился поправить завернувшуюся лямку, — Егор пошел в сторону границы. С собой все равно ничего нельзя было брать, даже в карманах.
Впереди, на пропускном пункте, уже горел свет, но проход оставался закрытым и пограничники по-прежнему не показывались. Справа из темноты выплыл голубой прямоугольник, сообщавший, что «прикордонна служба — гарант недоторканостi кордонiв». «Торкало-торкало, да так и недоторкало», — вяло подумал Егор. Он чувствовал, что мелко дрожит, то ли от холода — сидеть почему-то казалось теплее, чем идти, — то ли от волнения. «Дома было страшнее», — напомнил себе Егор, но сам не очень в это поверил, поскольку никак не мог вновь ощутить этот страх. Вспоминались только война и скука, и было уже не очень понятно, как они могли сочетаться, но почему-то они сочетались, и дни проходили в тоскливом соседстве со смертью, скучной и серой, как пыль на лицах людей, лежащих перед единственным уцелевшим подъездом. Впрочем, про смерть он помнил не всегда: особенно когда дома были и свет, и интернет и можно было смотреть какой-нибудь сериал — занятие, в сущности, не менее бессмысленное, чем смерть, но оставляющее надежду на то, что и небытие будет наполнено хотя бы чужими снами.
Граница открылась ровно в полночь: двое солдат откатили немного в сторону тяжелый шлагбаум на колесах, так чтобы проходить внутрь можно было только по одному, и начали запускать людей, бегло просматривая паспорта. То ли из-за казавшегося совершенно чужим, словно с другого континента и из другого времени, языка, то ли еще почему-то, но желающих переселиться в Венгрию было немного, человек, наверное, пятьдесят. К утру они уже прошли все формальности по обе стороны границы и погрузились в автобусы.